Раздел 2

ПОД СЕРЕБРЯНОЙ СЕНЬЮ
ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЯ ИЗ ТАНАХА
 

*   *   *    
    
...И сладкий дух шафрановых садов,
и множество изысканных плодов,
и рыбу из раздумчивых прудов
Господь пообещал мне при рожденье:
ты только не убий, не загуляй,
свою щеку почаще подставляй,
и ближнего жены не возжелай,
и тёмное отвергни наважденье.
    
И прожил я полвека на земле –
и замерзал, и нежился в тепле,
бывал я в лаврах и бывал в золе,
и три любви по-разному изведал,
и дважды умирал и воскресал,
и камни собирал и вновь бросал,
и пил вино и в радости плясал,
и с горем переспал и пообедал.
    
Но двадцать пять шафрановых садов,
и сотня мер изысканных плодов,
и все сазаны изо всех прудов
одно во мне рождают снисхожденье:
на всей планете, что ни назови –
в труде, дороге, творчестве, любви –
нет слаще ничего, чем жар в крови,
и ничего прекрасней наважденья.
    
Оно приходит, говоря: – Служи! –
и порождает сны и миражи,
симфонии, машины, витражи
и утреннюю дрожь прикосновенья.
Когда ж наступит
                         этот  самый  день,
предсмертную одолевая лень,
скажу под наползающую тень:
я был счастливым – целое мгновенье!
    
Февраль 1982
 
 
КОЭЛЕТ,  или  ЭККЛЕЗИАСТ
 
Слова проповедника, сына Давидова, царя в Иерусалиме:
 
1.
 
Суета сует всё на свете, суета сует, суета –
все усилия бесполезны, и венчает надежды тщета.
Век за веком и род за родом тяжко трудится человек;
род уходит, и род приходит, а земля остаётся навек.
Солнце всходит, и солнце заходит,
                                             и опять на востоке встаёт,
ветер мчится на юг и на север, чтобы снова уйти в полёт,
чтоб, восток облетев и запад, возвратиться на круги свои;
и все реки стекают в море – но всё так же плывут корабли;
не наполнится море сверх меры и за край не выплеснет кладь,
и куда бежали реки, туда продолжают бежать.
Все заботы трудны, но тщетны – ни одна не оставит след:
не пресытятся уши звуком и глаза не насытит свет.
Всё, что будет, когда-то было, и не раз на стезе земной;
что творилось, то и творится, и нет нового под луной.
Кто-то скажет: – Смотри, вот новость! –
                                                   услыхав занятный рассказ,
a это уже случалось в те века, что прошли до нас.
И как мы не помним о прежнем, ушедшем в царство теней,
так не вспомнят о нашей жизни те, кто придёт поздней.
Я, царивший в Иерусалиме, жизнью всей и мудростью всей
постичь задумал под небом ход событий и суть вещей.
Мне, царю из Давидова рода, дал тяжёлую ношу Бог!
Видел я все дела под солнцем и в одном убедиться мог –
завершает любые деянья одинаково пустота:
все стремления - ловля ветра и усилия все – тщета.
Всё, что будет, когда-то было, но исчезло в пустынях лет;
распрямить кривизну невозможно и расчислить то, чего нет.
Суета сует всё на свете!  Сам себе я промолвил так:
вот я мудрость свою умножил, как зерно умножает злак;
стало сердце моё для знания, словно улей для роя пчёл, –
всех, кто был до меня над Израилем,
                                              я премудростью превзошёл.
Но сравнив безумье и мудрость, понял я на все времена,
что и это – пустое томленье, ибо участь у них одна:
рок и мудрому, и безумцу прерывает с насущным связь,
только мудрый уходит в печали, а глупец уходит смеясь.
В многой мудрости много скорби:
                                              больше знаю – сильней скорблю;
человек, умножающий знанье, умножает печаль свою.
 
2.
 
Взору сладостны и сердцу лепестки в садах весенних,
виноградных гроздей тяжесть, юных женщин красота.
Я сказал себе: попробуй, испытай себя весельем,
познакомься с благом жизни! Оказалось – всё тщета.
 
Равно мудрость и безумье я впускал в свои чертоги,
говорил заботе: властвуй! говорил вину: пьяни! –
чтобы честно разобраться – по какой идти дороге,
как нам лучше жить на свете в наши считанные дни?
 
Я дома себе построил, цветники разбил у входа,
насадил дерев плодовых, виноградники взрастил.
Мне дары свои дарила изобильная природа,
ибо ей я отдал много и забот своих, и сил.
 
Я купил рабов могучих, нанял слуг нетерпеливых,
проложил я сеть каналов, чтоб всегда была вода,
и по праву необъятен урожай на тучных нивах,
и бесчисленны отары, и ухожены стада.
 
Но, богаче всех богатых, не копил сокровищ втуне:
дорогих наложниц ласки, пышный двор, обильный стол,
голоса певцов прекрасных, танцы дивные плясуний, –
всех, кто раньше был на троне, я и в этом превзошёл!
 
Не отказывал я сердцу всякой радостью упиться,
всё, чего глаза просили, тут же дать им был готов,
ибо знал, что в том даянье воздавалось мне сторицей
и за мудрое начало, и за праведность трудов.
 
Но хотя мой ум  и руки потрудились беззаветно,
оглянулся я однажды на чреду достойных дел –
и увидел, что и это – всё тщета и ловля ветра,
ибо глупость пред рассудком я унизить не сумел.
 
Что с того, что ум возводит всё надёжно и красиво,
мудрый видит всё на свете, а глупец бредёт во мгле?
Свет, конечно, лучше мрака и пустыни лучше – нива,
но исход один и тот же ждёт любого на земле.
 
Снова род пройдёт за родом, и придут иные люди,
но и этих, вновь живущих, та же участь ждёт в конце,
и о мудром, жившем раньше, так же памяти не будет,
как не будет о безумце, как не будет о глупце.
 
Так зачем я был под солнцем
                                    столь прилежным и премудрым?
Утруждал я ум и сердце, собирал добро, и вот –
то, чем нас заботил вечер, всё равно забудут утром
те, которым наша доля по наследству перейдёт.
 
И тогда возненавидел я судьбу и труд подённый,
ибо это – ловля ветра, это – суета сует:
как узнать, каким он будет, мой наследник отдалённый, –
столь же мудрым и прилежным? – а скорей всего, что нет.
 
Я ему дома оставлю, и в плодах тяжёлых ветви,
и прозрачные каналы к тучным нивам и садам,
но увижу, оглянувшись: всё тщета и ловля ветра, –
и в прощальный вечер сердце я отчаянью предам.
 
Был мой труд под солнцем мудрым, и умелым, и успешным,
а плоды получит кто-то, не поднявший и перста,
или тот, кто в безрассудстве
                                    бродит, как во тьме кромешной, –
и сказал тогда себе я: всё на свете суета!
 
Всё тщета, томленье сердца, умножение печали,
возведение строений на колеблемом песке.
Наши дни полны заботы, и покоя нет ночами,
но глупец уйдёт с весельем, а мудрец уйдёт в тоске.
 
Даже есть и пить под солнцем после праведной работы,
чтобы плоть была во благе, чтоб душа была пьяна, –
даже это, я увидел, на земле дано от Бога,
ибо только Бог дарует сладость хлеба и вина.
 
Но о том в короткой жизни невозможно знать заране,
и награда человеку неизвестна никогда;
лишь тому, кто благ для Бога, Он даёт не только знанье,
а вина и хлеба сладость после долгого труда.
 
А тому, кто согрешает, Он внушает незаметно
собирать, копить и множить, проливая тяжкий пот,
и понять в свой час последний: всё тщета и ловля ветра, –
и отдать в чужие руки плод бессонниц и забот!..
 
3.
 
Свой час под небом для множества дел,
и всякому делу свой предел:
время родиться и время умирать,
время насаждать и время вырубать,
время убивать и время воскрешать,
время возводить и время разрушать,
время плакать и время смеяться,
время избегать и время сливаться,
время пляске и время рыданью,
время камни швырять
                        и время складывать камни,
время терять и время искать,
время рвать и время сшивать,
время тратить и время копить,
время ненавидеть и время любить,
время разговору и время тишине,
время миру и время войне.
Тем самым сказал человеку Бог:
всё прекрасно, когда оно в срок, –
прекрасно,
               но благом ли будет оно –
этого знать никому не дано:
узнал я, что осиянная мгла
от нас укрывает Божьи дела.
Только и благ на свете есть,
что работать на совесть, пить и есть,
но без Божьей воли ни труд, ни еда
тебя не обрадуют никогда.
Что Бог творит – пребудет вовек:
ни отнять, ни прибавить тебе, человек.
Что есть, то было и будет опять,
а небывшее может лишь Бог создать.
Случалось мне видеть нечестный суд
и слуг закона, которые лгут,
но для каждого дела назначен срок:
грешного с праведным рассудит Бог.
И я подумал: Бог сделал так,
всюду Свой оставляя знак,
чтоб человек знал наперёд,
что без Божьего духа – он просто скот:
без Него одинаково невмоготу
и человеку жить, и скоту;
одна и та же их участь ждёт –
ведь умирают и люди, и скот;
и для человека, и для скота
без Божьего духа – всё тщета.
Никто не скажет, солгать не боясь,
что душа скотины уходит в грязь,
а душа человека – в небесных мирах:
что вышло из праха – вернётся в прах.
Я увидел – нет большего блага нам,
чем вовремя радоваться своим делам,
потому что вся наша доля в том:
никто не знает, что будет потом.
 
4.
 
И ещё я увидел: творится под солнцем гоненье,
угнетённые плачут, но им утешителя нет.
Беспощаден тиран, а у подданных – только терпенье, –
и восславил я тех, кто покинул мучительный свет!
 
Благо мёртвым, ушедшим, оставшимся в памяти тенью;
ещё большее благо тому, кто не жил никогда,
кто не ведал ярма, на себе не познал угнетенья
и пустую тщету не увидел в итоге труда.
 
И ещё я узнал, что плодами не вызреет завязь,
если чьим-то успехом завистливо мучишься ты:
все старанья твои пожирает недобрая зависть,
оставляя тебе только полные горсти тщеты.
 
И ещё я узнал, что из сeрдца уходит отрада,
если ты одинокий, и рядом с тобой – никого.
Вот живёт человек, не имея ни сына, ни брата,
и бывает, что спросит: – Зачем я тружусь, для кого?
 
Худо быть одному – одинокие блага не имут;
быть хотя бы вдвоём – и уже не напрасны труды:
если двое в пути упадут, то друг друга подымут,
если двое возжаждут – друг другу достанут воды;
 
двум лежащим тепло, одному же никак не согреться,
и с двумя совладать никому не удастся спроста,
и не сыты добром одинокие очи и сердце,
ибо время приходит узнать, что и это тщета!
 
Это может случиться в богатом и бедном жилище,
и правитель иной, угнетающий тьму бедолаг,
даже в царственном сане последним окажется нищим,
разгадать не умея беды упреждающий знак.
 
Ловлей ветра окажется власть и тщетою – наследство,
и для пользы людей, проживающих в этом краю,
мальчик бедный, но умный займёт одряхлевшего место,
чтобы выказать волю и раннюю мудрость свою.
 
Время властвовать будет и время, судьбу подытожив,
в свой черёд уступить и подумать о прошлом в тиши...
Но забудут того, как забудут и этого тоже –
всё на свете тщета и пустое томленье души!
 
5.
 
Следи, как ступаешь, в дом Божий идя:
чес глупцами молиться, отдайся думам;
слова их шумны, как струи дождя,
и зло умножается этим шумом.
 
Не торопись, если разум впотьмах,
слово вымолвить, предстоя перед Богом:
ибо ты на земле, а Он в небесах;
потому, молясь, говори немного.
 
Непомерна словами речь глупца,
но дальше идёт он, их не помня.
Ты же, дав обет, иди до конца,
и что обещал, непременно исполни.
 
Не давай устам ввести тебя в грех,
пусть звучат слова уместно и строго:
дело сам превратишь в пустой орех,
если речью пустой прогневишь ты Бога.
 
Много тщетных слов рождают мечты,
если мечтать о манне небесной;
лишь Бога должен бояться ты,
а судьба пусть останется неизвестной.
 
Еле дышит под гнётом иная страна,
деспот царь, и судьи несправедливы.
Но слабей поборы – скудней казна,
и, значит, царь в рабстве у нивы.
 
Но не знает блага любитель копить:
чем больше добра – тем охотней гости
приходят, чтоб даром есть и пить,
а владельцу – тщеты полные горсти.
 
Сладок сон работящего, поел или нет, –
богачу и в сон от забот не деться;
злейший недуг знает белый свет:
богатство, хранимое во зло владельцу!
 
А пропадёт оно, как видения в снах,
хоть будут полны закрома и посуда:
как он вышел из чрева матери наг –
так нагим уйдёт и отсюда.
 
Ни денег из подвала, ни мёду из сот,
ни вина из кувшинов чеканной меди
уходя, он с собою не унесёт,
и что пользы ему, что трудился на ветер?
 
И все-то дни он скорбью ведом,
и жадность из глаз выжимает влагу...
Есть, и пить, и вдохновляться трудом –
вот единственное в жизни благо.
 
И если это дал тебе Бог,
а не только одно людское имя,
Он сделает так, чтобы ты смог
воспользоваться трудами своими
 
и взять свою долю богатств и добра, –
а если Бог не пошлёт привета,
то, что радовало тебя вчера,
окажется завтра ловлей ветра...
 
6.
 
Я вновь повторю про великое зло,
которое видел на свете:
копил человек, человеку везло,
но нет ему власти над этим.
 
Пусть множество лет проживёт он, спеша,
пусть будет семья многодетна,
но коль не насытилась благом душа,
пуста его участь и тщетна.
 
Скажу я, что выкидыш даже – и тот
счастливей уж тем, что он не был:
из тьмы он пришёл – безымянным уйдёт
в полночное чёрное небо.
 
А этот над жизнью, как ворон, кружил,
не ведая блага от Бога,
и если б две тысячи лет он прожил,
и это бы было немного.
 
Трудился весь век, но трудился для рта,
для хлева, мошны и подвала,
и разве всё это – не та же тщета,
как в жизни бесплодной и малой?
 
И чем же мудрец превосходит глупца,
а честный трудяга – злодея?
Вся жизнь, если блага не алчут сердца, –
тщета и пустая затея.
 
Живи и работай, а плох ли, хорош, –
зависит от Божьего взгляда.
Есть множество слов, умножающих ложь,
но в них ли людская отрада?
 
Простые вопросы приходят в наш дом,
но как же непросто с ответом:
что будет на свете, когда мы уйдём,
и кто нам расскажет об этом?!
 
7.
 
Лучше доброе имя, чем добрый елей;
в доме пиршества лучше стоять у дверей,
в доме плача – молиться со всеми:
там ушёл человек, там рыдают, скорбя;
и такой же удел ожидает тебя,
потому что отмерено время.
 
Лучше горькая скорбь, чем бессмысленный смех;
сердце мудрого – в доме, где горе у всех,
а глупца – в обиталище смеха.
Лучше мудрый укор, чем глупца похвала:
как от веток в костре поутру лишь зола,
так от глупых речей – только эхо.
 
Не от мудрости эти вопросы твои,
если спросишь: как вышло, что в прежние дни
было лучше под солнцем, чем ныне? –
ибо ты о прошедшем не знал ничего;
лучше дела конец, чем начало его,
и терпение лучше гордыни.
 
Мудрость – благо, конечно, сама по себе:
у кого для неё было место в судьбе,
тот прожил под серебряной сенью.
Нет, никто не расправит, что Бог искривил,
но иное зависит от собственных сил:
часто в знании – жизни спасенье.
 
Сердцем радуйся дню, если выпал благой,
но не сетуй на день, если выпал плохой, –
оба дня равно посланы Богом,
чтоб создать равновесье скорбей и утех,
чтобы ты, человек, после этих и тех
ничего не нашёл за порогом.
 
Я узнал равновесия облик иной:
гибнет праведник, мало прожив под луной,
нечестивцу же срока не видно.
Будь же праведным, будь, но не всею душой:
для греха в ней оставь уголок небольшой, –
и любая судьба не обидна.
 
Сколько б ни было жить нам отсчитано лет,
а такого среди самых праведных нет,
чтобы не согрешил хоть немного.
Но и грешный, и праведный, – этот и тот, –
жизнь проводит в чреде бесконечных забот,
а блажен лишь боящийся Бога.
 
Слух к молве обращая, будь сердцем не слаб:
проклинает тебя твой же собственный раб –
но и ты проклинал властелина!
Ты хотел, чтобы чтили в тебе мудреца,
а придётся узнать на пороге конца:
мудрецу и глупцу всё едино.
 
То, что в этих словах заповедал тебе,
я постиг по своей многотрудной судьбе, –
далеко, глубоко всё, что было.
Был я глуп и безумен и в жизнь не вникал;
был я жаден до знанья и смыслы искал;
стал я мудрым, но сердце остыло.
 
Но пока не забылось кипенье страстей,
избегай, говорю тебе, женских сетей,
ибо женщина – горше кончины:
руки женщины – узы, ловушка она,
с ней об истинном благе на все времена
забываешь, не помня причины.
 
Я благого искал; труд велик и тяжёл;
одного лишь из тысячи мужа нашёл,
а из жён – ни одной: это омут.
Божье благо вовеки неведомо им,
ибо Бог сотворил человека прямым,
а они в ухищрениях тонут.
 
8.
 
Есть ли кто на свете, столь рассудком велик,
чтоб ему в сих словах не случилась закавыка:
Мудрость человека озарит его лик,
и переменится дерзость его лика?
 
Приказ царя выполняя, помни про высь,
откуда Божьи приказы к тебе летели.
Не скажешь царю: – Что делаешь? Остановись! –
но можно не участвовать в неправом деле.
Соблюдающего заповедь минует позор,
даже если на него неправый укажет,
ибо всякой вещи свой срок и приговор,
ибо зло на злодея, умножившись, ляжет.
 
Никто не знает, что будет потом,
и нет никого, кто расскажет об этом;
в руках человека – поле и дом,
но нет человека – владыки над ветром,
и над смертным часом власти нет,
нет лишнего мига – успеть проститься, –
и оружие не спасёт на войне,
и злодеяние не выручит нечестивца.
 
Бывает, властвует над людьми человек,
к нечестивости их понуждая силой.
Он думает, владычество это – навек,
оно же кончается просто могилой:
в святое место его несут
им притеснённые, роптать не вправе;
но время свершит беспристрастный суд –
он будет забыт в стране, где правил.
 
Люди осмеливаются делать зло
оттого, что за зло воздаётся неспешно;
каждый раз ликуя: опять повезло! –
сотню зол совершить успевает грешник.
Но у нечестивца не жизнь, а тень,
потому что он не боялся Бога,
а тому, кто боялся, каждый день
дарована будет к благу дорога.
 
Да, знаю, есть люди праведных дел,
что живут, как должны нечестивцы: мучась,
а кому за грехи полагается горький удел,
тем достаётся праведных участь.
Но и это тщета, суета сует,
и не нужно сетовать, хмуря лица:
под солнцем иного блага нет
кроме как есть, пить и веселиться.
 
А смысл бытия в череде ежедневных забот
на дорогах прямых и на извивающихся, как змеи,
сколько б ни трудился искать человек – не найдёт,
и мудрец не найдёт,  даже возомнивший, что сумеет.
 
9.
 
Это всё я запомнил в сердце, дабы это всё объяснить, –
что у Бога в руке от праведных и от грешных деяний нить:
вот человек созерцает, трудится, спит в дому,
но никогда не знает, что предстоит ему –
ждёт любовь его или ненависть, ждёт мир его или война.
Всё, как всем; и праведному, и грешному участь одна;
чистому – и осквернённому, презревшему участь благих;
тому, кто приносит жертвы – и кто не приносит их;
тому, кто клянётся всуе легко всегда и везде –
и кто боится клятвы даже в крайней нужде.
Во всём, что было под солнцем, и во все времена
есть печаль из печалей – что участь у всех одна.
На свершение зла потому-то осмеливается злодей,
и покуда живы под солнцем, безумье в сердцах людей.
Ибо всегда есть надежда у того, кто ликует: – Живу! –
ибо живой собаке лучше, чем мёртвому льву,
ибо живые знают, что все умрут всё равно,
но мёртвым даже и этого знать уже не дано,
и нет им более платы, ибо память о них ушла,
а любовь их, ненависть, зависть – сгинувшие дела,
и не найдётся для мёртвых обычной доли земной
во всём, что в мире делается под солнцем и под луной.
Так ешь же в радости хлеб свой и в радости пей вино,
ибо твои деянья Бог предрешил давно.
Пусть будут во всякую пору одежды твои белы,
и пусть не оскудевают нивы твои и столы,
и если жену ты любишь, наслаждайся любовью с ней
отмеренные дни и ночи тщетной жизни твоей,
ибо тебе под солнцем дарованы Богом они –
достойные и недостойные, все твои тщетные дни.
Заполни трудом и радостью каждый миг бытия:
она такова от Бога, доля в жизни твоя.
Я всякий раз бы ответил, если бы ты спросил:
что хочется делать – делай в меру отпущенных сил,
ибо там, в грядущей могиле, даже слабый не брезжит свет,
и там ни дел, ни расчётов,  ни знаний, ни мудрости нет.
И ещё довелось мне увидеть – я повторю для всех, –
что не быстрым удача в беге, и не храбрым в битве успех,
и не мудрым хлеб, и богатство – не запасающим впрок,
но каждому срок и случай, только случай и срок.
А знать не дано человеку, когда поглотится мглой,
как не знает этого рыба, влекомая сетью злой,
как не знает этого птица, влетевшая в злой силок,
но каждому срок и случай, только случай и срок!
 
Видел я мудрость под солнцем, большой показалась она:
вот городок неприметный, вокруг городка стена,
и в стене непрочные камни, и в городе мало сил,
а его с превеликим войском напавший царь осадил;
в городе смерть и голод, в городе плач и стон;
нашёлся бедный, но мудрый, и город избавил он,
мудрых советов слово вовремя говоря;
но его потом и не помнили, а помнили все царя,
хотя того достояньем был только глупый крик, –
но тихому мудрому слову народ внимать не привык.
И видя это под солнцем, тогда я подумал так:
мудрость лучше, чем храбрость, но если мудрый – бедняк,
если он тих и скромен и не владыка ничей,
то мудрость его презирают и не слышат его речей.
В мудрости больше блага, чем в орудьях войны, –
мудрость больше, чем доблесть, мы почитать должны.
 
10.
 
Бродя в жару от дохлых мух, смердит елей нательный,
и капля дури тяжелей, чем множество ума.
О деле думы мудреца, у глупого – бездельны,
дорога каждая ему крута и непряма.
 
Ищи прямой и ясный путь и затверди отныне,
что если в гневе властелин и жизнь твоя лиха,
ты не перечь ему,  его не разжигай гордыни,
и будет благо для тебя: подальше от греха.
 
Под солнцем зло встречалось мне – оно, как наважденье
(уверен я, довольно раз его видал и ты), –
что от имеющего власть исходит заблужденье,
когда дарованы глупцам высокие посты,
 
когда рабы сидят в седле, в параде выступая,
и, как рабы, идут пешком достойные князья...
Но знаю: в яму упадёт тот, кто её копает,
и на того, кто сносит дом, набросится змея,
 
и пострадает от ствола неумный рубщик леса,
и будет тот, кто камни бьёт, осколком уязвлён, –
не расколоть тугой чурбак, не заточив железа:
когда нет мудрости в труде, увы, без пользы он.
 
Когда ужалила змея, нет смысла в заклинаньях,
бездумные уста глупца его же уморят,
и бесконечные слова без мудрости и знанья
не воскресение несут, а прибавляют яд.
 
Не знает он, что ждёт его, и кто ему расскажет? –
а труд, в котором пользы нет, лишь утомит глупца.
С утра до вечера глупец лишь слово к слову вяжет;
не вслушивайся – в тех речах ты не найдешь конца!
 
Ещё под солнцем понял я: стране, где царь неволен
и где князья с утра в пиру, – ей горе, той стране;
и благо той стране, где царь – мыслитель или воин
и где князья едят и пьют в вечерней тишине.
 
В упадок от ленивых рук приходит остов дома,
и крыша у того течёт, кто руки опустил;
когда ж уверенной рукой страна к добру ведома,
ей светят солнце и луна и тысяча светил.
 
Там ставят хлебы на столы для доброго застолья,
чтоб хоть иныe вечера казались нам легки.
Увеселяет жизнь вино – с него мечтаньям воля,
оно развязыает нам умы и языки.
 
Но не хули нигде царя и не хули богатых:
пусть даже люди промолчат, но птицы разнесут,
и будет поздно локти грызть и укорять пернатых,
когда над головой твоей мечом нависнет суд.
 
11.
 
Краюху свою преломи и пусти по воде
и, долю с голодным деля, в справедливость уверуй:
воздастся за благо твоё семикратною мерой,
когда доведётся тебе оказаться в беде.
 
Под солнцем любое событие – ждём ли, не ждём, –
имеет последствия, нашим желаньям не внемля:
сосна, захирев, упадёт неизбежно на землю,
и туча, наполнившись влагой, прольётся дождём.
 
И всё-таки нужно решаться – и дело свершать,
и страх ошибиться уметь оставлять незаметным,
не то испугается сеять следящий за ветром,
а тот, кто на тучи глядит, испугается жать.
 
Неведомо как появляется мягкая плоть
и твёрдые кости младенца во мраке утробы;
и так же неведомо, царству добра или злобы
деяние служит, – а это решает Господь.
 
Так сей же зерно и руке не давай отдохнуть,
а будут ли всходы, не будут, – не думай об этом,
и радуйся каждому мигу под солнечным светом,
стараясь пройти до конца предназначенный путь.
 
И помни о том, что за гранью пути – темнота,
и помни о днях темноты, ибо их будет больше,
и радуйся свету, в котором явление Божье,
и радуйся дню, ибо всё, что наступит, – тщета.
 
Возрадуйся, юноша, зримым влеченьям своим,
под солнцем за ними иди с упоеньем по свету,
но помни, что Бог призовёт непременно к ответу:
тщета твоя молодость, всё это – ветер и дым...
 
12.
 
Помни Создателя своего
на протяженье всех дней земных,
ибо дни наступят хуже всего,
о которых ты скажешь: – Не нужно их!
Солнце сквозь тучи пробьётся с трудом,
и после дождя вновь тучи пойдут,
и будут дрожать обходящие дом,
и стражи, согнувшись, к мечам припадут,
и остановятся все жернова,
и запрутся двери в твоём дому,
и глядящие в окна проглотят слова
и разойдутся по одному,
и в небе умолкнет пение птиц,
и девушки повторять перестанут его...
Пока ты на землю не рухнешь ниц,
помни Создателя своего.
Небольшого холма убоишься ты –
он станет горой на тропе твоей,
и с миндаля опадут цветы,
и саранча наестся с полей,
и влеченье твоё не воспрянет вовек,
и небо тебе заслонит стена, –
ибо в вечный свой дом идёт человек,
и наёмные плакальщицы вышли стенать.
Пока не порвался серебряный шнур,
и золотая чаша ещё цела,
и ворот в колодце не утонул,
и кувшин с водой стоит у стола,
и прах не ушёл в землю, которой он был,
а дыхание – к Богу, Кто дал его, –
пока ты всё навек не забыл,
помни Создателя своего.
 
1987 - 1998 гг.
 
 
ИЗ КНИГИ ПРОРОКА ИСАЙИ
Глава 1
 
Когда Иудея прославилась отступничеством и ложью,
когда правили ею Озия, Иоафам и Ахаз,
мне, Исайе, Амосову сыну, было видение Божье;
без боязни и умолчания о том возвещу сейчас.
Я обращусь к земле, к горам обращусь и к водам:
слышите – голос Господень пронзает небесную высь?
 
«Я взрастил сыновей, сделал особым народом,
они же Меня отвергли, против Меня поднялись.
Вол хозяина знает, и мулу не всё едино,
в какие ясли вернуться – хозяйские лучше всего;
а народ Израиля забыл своего Господина
и мнит о себе в гордыне: мол, обойдусь без Него».
 
О народ нечестивый, тёмное племя злодеев,
грешники без закона, погибельные сыны!
В смрадных струпьях и ранах лежит, в жару холодея,
как в лихорадке жестокой, – вот облик нашей страны.
Нет здорового места от темени до подошвы,
в язвах её затылок и сердце исчахло в ней.
Её излечить не в силах ни знахарь, ни лекарь дошлый,
не успокоят повязки и не смягчит елей.
 
Чем донять тебя, о народ, погрязший в грехе упорном?
Земля твоя опустела, города сожжены,
съедают чужие люди твоим добытое потом,
и жену отнимает у каждого возжелавший его жены.
Стоит Сион одиноко, как осаждённый город,
как шатёр в винограднике, как в огороде шалаш,
и мы давно бы погибли, словно Содом с Гоморрой,
если б не охранил нас Господь милосердный наш.
Слушайте ж слово Господне, о владыки Содома,
внимай же закону Божьему, о Гоморрский народ!
 
Господь говорит: «Не нужны Мне дары из этого дома,
и петь молитвы не должен хулу исторгавший рот.
Я пресыщен сожженьем овнов, скотов откормленных туком,
Я более не желаю жертвенной крови тельцов.
К чему Мне ваши молебны, если сердце для веры потухло,
о грешники, позабывшие Бога своих отцов?!
К чему Мне ваши молебны? В них дух подневольной работы!
Кто вас неволит нехотя в Мои приходить дворы?
Мне ненавистны ваши новомесячья и субботы,
и праздное ваше веселье, и тучные ваши пиры.
 
Вы множите ваши молитвы – Мой слух их слышать не хочет,
тёмное племя злодеев, погибельные сыны!
Вы простираете руки – Я закрываю очи,
ибо ваши ладони невинной крови полны.
Омойтесь же и очиститесь, помыслы ваши исправьте;
деяния ваши злые – их видеть невмоготу –
от глаз Моих удалите, прильните к добру и правде,
вдову от бед защитите, вступитесь за сироту!
 
Придите тогда, и рассудим – Я гнева помнить не стану,
увидев, что в помыслах ваших просторно и не черно;
и ежели души были от многих грехов багряны,
станут они белоснежны, словно ягнёнка руно.
Вас призываю: приблизьтесь; пусть будут сердца ваши полны
огнём добра и заботой о том, чтоб он не погас.
Если же отречётесь, в своих заблужденьях упорны,
Моё разящее слово, как меч, покарает вас.
 
Ты прежде была знаменита, израильская столица,
правдою и законом, – утрачено это давно:
жадностью и пороком владык помечены лица,
серебро твоё стало изгарью и прокисло твоё вино.
Одни законопреступники правят нынче народом –
они сообщники воров, свет Божий им застит мзда,
они не спасают вдов, не помогают сиротам.
Но близок день Моей мести – о, как Я утешусь тогда!
 
А после возьму руками страну и её столицу
и, как в кипящей щёлочи, счищу грязи кору,
и свинцовое с оловянным навсегда удалится,
чтобы снова, народ Мой, сиять твоему серебру.
 
Я снова пришлю вам судей;
                                 им, честным и умудрённым,
Я дам уменье и знанье, чтобы спасти страну:
люди спасутся правдой, Сион спасётся законом,
а тех, кто будет упорствовать, погибелью прокляну.
Ждёт их кара за мерзкие, кумирные их дубравы,
где идолы холодеют, и за распутства сады;
и станут продолжающие вкушать от этой отравы,
как дуб с опавшими листьями и как сад без воды.
И станет зловредной искрой любое грешное дело,
а его исполнитель – отрепьем в горючей смоле,
и достаточно будет искры, чтобы она пролетела, –
и страшное это пламя не погасит никто на земле!»
 
 
ИЗ КНИГИ ПРОРОКА ИСАЙИ
Глава 40
 
– Утешьте народ мой, утешьте, – Господь с небес говорит.
– Скажите Иерусалиму, что счёт прегрешений закрыт:
двукратно уже и трёхкратно узнал наказание он,
и кару безропотно принял, и благостью Божьей прощён.
 
И катится зов: по пустыне ровняйте Господу путь!
Пусть снизятся горы с холмами, а долы поднимутся пусть.
И явится слава Господня на перекрёстках земли,
и все народы услышат, что Божьи уста изрекли.
 
А всякий народ перед Богом выглядит в поле травой,
и люди, пока они живы, красивы, как цвет полевой.
Но вянут зелёные травы, и цвет осыпается с них,
и только Божье слово всегда остаётся в живых.
 
Так слушайте, люди Сиона, слушай, Иерусалим!
Как пастырь с отарой своею, Господь с народом своим:
и летом – в жару, и зимою, когда проливные дожди,
даёт пропитание овцам и носит ягнят на груди.
 
Кто пядью измерит небо и море – горстью своей?
Кто чашу к весам приладит, чтоб горы взвесить на ней?
И кто Божий дух измерит, который превыше всего, –
кто может советовать Богу и вразумлять Его?
 
Народы пред Господом – капли,
                                            пылинки на Божьих весах;
решит Он – и целые земли взметает, как лёгкий прах.
И целые сонмы народов, чьи помыслы нечисты,
значат для Господа менее ничтожества и пустоты.
 
С кем же сравните вы Бога? На что достанет вам сил?
С идолом золочённым, которого мастер отлил?
С идолом деревянным, покрытым резьбой витой?
С идолом из базальта, страшным своей чернотой?
 
Но разве вы не знаете оснований земли
и о могуществе Бога слышать вы не могли?
Разве в самом начале не говорили вам:
не верьте истуканам, а верьте Божьим словам?
 
Он Тот, Кто восседает над кругом жизни земным;
бесчисленные народы – как саранча пред Ним.
Он Тот, Кто создал землю, над ней небеса распростёр,
над нами их раскинул, как для жилья шатёр.
 
Он Тот, Кто видит каждого и вблизи, и вдали,
Кто обращает в ничтожество князей и судей земли.
Мощно укоренился в земле их могучий ряд,
но стоит Всевышнему дунуть – они, как солома, горят.
 
– Кому же Меня уподобить? – нам Господь говорит. –
Глаза подымите к небу, и если ваш взор открыт,
подумайте: Кто создал его и всё, что живёт под ним?
Мощный силой,
                      Великий могуществом,
                                               нигде ни с кем не сравним!
 
Как же твердишь ты, Израиль,
                                     что брошен Богом твоим?
Разве тебе не сказали: Он в помыслах неисследим.  
Разве тебе не сказали в самом начале времён:
Он ничего не забудет, никогда не устанет Он.
 
Он даёт утомлённым силу, отводит от них беду.
В долгой дороге и юноши спотыкаются на ходу.
А те, кто на Бога надеются, на самом длинном пути
ощутят за плечами крылья и сумеют дойти.
 
Июль 2000
 
 
*   *   *   
    
            Недаром тёмною стезёй
            Я проходил пустыню мира.
                                      Пушкин
    
Зачем однажды на свою беду
в тоске истомной
я осознал, что медленно иду
стезёю тёмной?
    
Болидом прочертило путь земной
прозренье мига,
и понял я – лежит передо мной
пустыня мира.
    
И словно стужа тронула меня
палящим летом,
когда увидел, с кем равняюсь я
в прозренье этом.
    
Пустыня мира, тёмная стезя –
слова мессии:
их просто так произносить нельзя
у нас в России.
    
В России верят, если ты пророк
по крайней мере,
а если низкий болевой порог,
то кто поверит?
    
Наполнен болью на исходе дня,
молчу до срока:
моя судьба назначила меня
на роль пророка.
    
Ноябрь 1983
    
 
 
ПРОРОК
поэма
 
В поэму включено выполненное автором
поэтическое переложение библейского текста –
Книги пророка Наума.
 
ОТ АВТОРА
 
Нетрудно объяснить, почему из всех библейских пророков меня прежде  всего заинтересовал Нахум из Элькоша – в русской традиции Наум Елкосеянин  (то  есть  родившийся  в  городе  Элькоше  или,  по   другой транскрипции,  в Елкосе).  Во-первых, тёзка; во-вторых, везде, где мне встречалось хотя бы упоминание о нём,  обязательно говорилось,  что по чисто  поэтическим достоинствам "Пророчество о Ниневии.  Книга видения Нахума из Элькоша" принадлежит  к  самым  ярким  страницам  Священного писания,  а самого пророка Наума можно считать одним из великих поэтов Израиля.
Но когда  я  вчитался  в текст – и,  естественно,  не мог не согласиться с приведенным мнением, – появился третий фактор,  действие которого  в конце концов подвигло меня на попытку поэтического переложения Книги пророка Наума, а затем и на сочинение поэмы о нём.
Мне кажется,  я не погрешу против правды,  если скажу, что современному читателю не так уж важны и интересны  взаимоотношения  древних Ассирии и Иудеи и те причины, которые позволили пророку Науму предречь гибель Ниневии – ассирийской столицы. Но в какой-то момент я неожиданно  для себя самого нашёл совершенно современную коллизию – как бы сегодняшний (точнее,  вчерашний) эквивалент фрагмента древней истории. Я представил себе Чехословакию после августа 1968 года и вообразил некоего пражского поэта, который в своих стихах пророчит развал Советского Союза. Думаю, не только в 68-м, но и в 88-м нашлось бы не так уж много поверивших современному пророку.
Тем не менее, пророчества сбываются – если их высказывают настоящие пророки.  Они же – настоящие поэты. Одному из них я рискнул придумать какие-то моменты биографии и попытался в меру своих скромных возможностей представить, что чувствует человек, которому Господь повелел быть пророком.
 
ПРОЛОГ
 
Задерживаю воздух на устах,
чтоб слово не слетело ненароком.
Я знаю всё, но страшно быть пророком.
Как совместить пророчество и страх?
 
Гляжу глазами, полными огня,
на то, что здесь, и то, что за порогом.
О Господи, нелепо быть пророком!
Зачем Ты это заложил в меня?
 
Я знаю всё, и на века вперёд,
о нас о всех и о судьбе народной:
она горька, горька бесповоротно, –
зачем же я обижу свой народ?
 
Родится слово в надлежащий срок,
посеет смуту – ну, а что за нею?
О Господи, что может быть смешнее,
чем веденье скрывающий пророк?!
 
Живите, ненавидя и любя,
в смешенье благородства и порока,
и не судите вашего пророка:
мне было страшно – но не за себя.
  
ГЛАВА 1
 
О брат мой любимый, тебя прикатила повозка.
Лицо твоё было из твёрдого жёлтого воска,
и твой подбородок вздымался пугающим клином,
и тело казалось таким неестественно длинным.
 
Ты стал в одночасье чужим, некрасивым и старым.
Глядел я в повозку, озноб колотил по суставам,
но холод рождался не болью, не горьким страданьем –
я всё уже видел в своём сновиденье недавнем.
 
Я спал, просыпался, и вновь засыпал,
                                                      и упрямо
мне снилась повозка, мне снились повозка и яма.
Я вышел из дома и смерть увидал у порога
и понял: Господь уготовил мне долю пророка.
 
И стало мне страшно, и встал предо мною Исайя –
пророк, чья душа проходила по стёклам босая –
по хищным осколкам жестокости, зла и коварства
событий и судеб такого недавнего царства.
 
И молвил Исайя: – Блажен, кто доверился Богу,
но трижды подумай, вступая на эту дорогу:
за дни мои платой мне было деяние злое –
казнили меня, распилив деревянной пилою.
 
И канул Исайя, остались повозка и тело...
Добра за добро ожидать – предпоследнее дело!
Но если добро возлелею пророческим даром,
поверится мне, что родился и прожил недаром.
 
О брат мой любимый, прости прегрешенье пророку!
Дубовой колодой мне надо бы лечь на дорогу,
тебя удержать за одежду, за конскую сбрую, –
я видел повозку,
                        но видел и яму сырую!
 
А солнце слепило, был день нестерпимо горячим,
и сердце моё наполнялось истомой и плачем.
Я пал на колени, не зная, что явь, а что снится,
и слабые плечи подставил под Божью десницу.
   
ГЛАВА 2
 
Оказалась десница непомерно тяжёлой,
ибо стал я глашатай слов правдивых и точных,
и шарахались люди, будто я прокажённый,
будто бед и страданий я первейший источник.
 
И шарахались люди, будто страшные змеи
из меня извергались вместо доброго слова,
а всего и вины-то – что юлить не умею,
что звучал неподкупно и смотрелся сурово.
 
О, какие проклятья слышал я за спиною!
Как упрямые взгляды кровожадно горели!
Это я был повинен в иссушающем зное,
это я был повинен в саранче и холере.
 
Сговорился с Ассуром наш недавний владыка,
подчинясь непотребной самовластной идее;
всё равно – я повинен в том, что голод великий
от пришедшего войска охватил Иудею.
 
Им глаза открывая, чуть не лезу из кожи,
но жужжат в закоулках – мол, терпенье доколе?
Тоже, мол, утешитель, тот Нахум из Элькоша, –
он такого накличет, только дай ему волю!..
 
Я как будто не слышу, только ночью заплачу –
понадеюсь наивно, что Господь не увидит...
Сам себя вопрошаю: может, жить мне иначе?
Сам себе отвечаю: не пытайся, не выйдет.
 
ГЛАВА 3
 
Над Иудеей небо синее-синее-синее,
словно раскрасил ребёнок, взявший краски впервые.
А страна, задыхаясь, хрипит под железной пятой Ассирии,
и стонет Иерусалим в железных когтях Ниневии.
 
В моей Иудее давно искусство войны освоено,
и всё, что случилось, каждый мог предсказать без риска,
ибо у нас в лицо я знаю каждого воина,
но кто воплотит в число несметность войск ассирийских?
 
Как в Египте река, даря земле плодородие,
весной обретает лик огромного водоёма,
так разлился Ассур, – но страшно то половодье:
копья его и мечи взросли у каждого дома!
 
Пришельцы топчут наш быт, наш дух и наши традиции,
они берут наших жён и скарб, что годами нажит.
Они – хозяева здесь: их идолы каменнолицые,
задрав кольчужные бороды, стоят в поселеньях наших.
 
Луна сменяет луну, и быть пророком не надобно,
чтобы в грядущих годах беды видеть всё те же.
Но как я народу скажу, что эта неволя – надолго?
И что я народу скажу, чтобы его утешить? 
 

ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.
КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.
1.
 
Господь есть Бог ревнитель и мститель;
мститель Господь и в гневе страшен.
Молитвами грешный путь не мостите –
Бог не поверит молитвам вашим.
 
Облака – лишь пыль под ногами Бога,
буря и вихрь – Его одеянье.
Того, кто Ему преградит дорогу,
Он не оставит без воздаянья.
 
Ему перечить – себе на горе:
что ваше слово с Его словами?
От гнева Его высыхает море,
в Башане гибнут сады и в Ливане,
 
от страха холмы стекают к подножью,
даже у гор трясутся колени,
и падает ниц перед ликом Божьим
земля и всё её населенье.
 
Кто стерпит пламя гнева Господня?
Он реки сушит и скалы плавит.
Но в день беды Он утешит скорбных,
уповающих на Него не оставит.
 
Лишь ты, Ниневия, Ассура столица,
не жди утешенья и снисхожденья –
с тобою вот что должно случиться:
ты захлебнёшься от наводненья.
 
Врагов Его в Ниневии много –
во мгле потопа их ждёт могила.
Вотще умышляете вы против Бога!
Против Господней что ваша сила?
 
С грехом сплелись вы, словно терновник,
греху отдались, как зелью хмельному.
Но пламя гнева пожрёт греховных,
словно костёр – сухую солому.
 
Господь говорит: о Иудея!
Из тучного поля стернёй ты стала.
Но силу я отниму у злодея,
которая в прахе тебя держала.
 
Не вечно будут ярмом железным
тебя гнести ассирийские рати:
они в огне и крови исчезнут,
ничего не оставив, кроме проклятий.
 
Исчезнет их семя в пустынях мира –
в далёких странах и в сопредельных.
Ни единого каменного кумира
не останется на площадях и в молельнях.
 
О Иудея! Праздники празднуй,
вкушая мир, исполняй обеты;
отныне страхи твои напрасны:
сгинет враг и кончатся беды.
    
ГЛАВА 4
 
Богатыми и бедными дворами
пошла молва о том, что мы – живые.
Ежесубботне появляясь в Храме,
пророчу я паденье Ниневии.
 
Ежесубботне слушателей сотни
запоминают эти песнопенья,
и тысячи потом ежесубботне
от песни набираются терпенья.
 
И год, и два, а может, пять и десять
дышать им будет хоть слегка вольготней:
отчаянье сумел я перевесить
для них своею песнею субботней.
 
А Ниневия – что же Ниневия?
Моих видений ей ли опасаться?
Ей гибель прорицают не впервые,
она ж гремит, утаптывая плацы –
 
войска готовя для походов новых,
она куёт мечи и вяжет сети,
и грохот колесниц её суровых
слышней, чем все пророчества на свете.
 
Моё моленье – может, и шальное –
ей безопасно, словно щебет птицы, –
и всё-таки она следит за мною,
и всё-таки она меня боится.
 
А что бояться – не её ли лапа
так тяжела, что не вздохнуть от боли?
А времена Давида с Голиафом
по всем приметам не наступят боле.

    
ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.
КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.
2.
 
Стереги дороги, Ассур, охраняй твердыни,
ибо твой разрушитель на тебя подымается ныне.
Виноградник Израиля истоптан, опустошён –
по велению Божьему вновь восстановится он.
 
Красны доспехи мстителей, их одежды багряны.
Героев смерть не пугает и не пугают раны.
В мечах, отточенных остро, блещет огонь небес,
сверкают их колесницы и копья растут, как лес.
 
Зовёт храбрецов на помощь царствующий в Ниневии;
но они на бегу спотыкаются, словно полуживые.
Слышат конницы топот, слышат оружия звон,
когда-то могучий город со всех сторон осаждён.
 
Бронзой брёвна окованы – нет спасенья воротам;
разрушен дворец, посылавший горе соседним народам;
обнажена Ниневия, в плен предстоит ей путь,
и стонут нежные жёны, себя ударяя в грудь.
 
Всегда была Ниневия водоёмом, полным водою,
а теперь она остаётся один на один с бедою.
Убегает её защита, бросив и меч, и щит;
"Стойте, – кричит она, – стойте!" –
                                       но никто назад не глядит.
 
Ночь сменяется ночью, и не приходит утро.
Враги расхищают золото и драгоценную утварь.
Грабёж и убийства длятся от темна до темна,
обескровлена Ниневия, разорена она.
 
Горе жизнь сохранившим! Трясутся у них колени,
содрогание в чреслах, себя уже видят в тлене.
Где логовище, откуда бросался могучий лев?
Со своею львицей и львёнком дрожит, едва уцелев.
 
Вчера ещё драл добычу лев ассирийской столицы
для насыщенья львят, для ублаженья львицы;
вчера наполнял пещеры отобранным у других –
сегодня смотрит понуро: опустошают их!
 
И скажет Господь Ассуру: – Погибель тебе не снится:
это Я истребил твоё войско, Я сжёг твои колесницы.
В мире больше не слышен голос твоих послов,
и о тебе не останется нескольких добрых слов.
 
ГЛАВА 5
 
Вот и стража явилась в мой дом,
старший смотрит презрительно-хмуро,
говорит: – Собирайся, пойдём, –
вызывает наместник Ассура.
И меня повели во дворец –
одного, безоружного! – трое...
Только Храм возвышался горою,
и подумалось: это – конец.
 
Но наместник был ласков со мной –
усадил, угостил, обнадёжил.
Он сказал: – Ты поэт неземной,
наш прекрасный Нахум из Элькоша.
Не считай эти речи за лесть –
я ценю мудреца и поэта;
но прислушайся к слову совета:
ты не должен в политику лезть.
 
Ибо кроме духовных утех
нужен общий порядок на свете
и забота нужна обо всех –
и о пахаре, и о поэте.
Люди просят бича, как и скот, –
ты со мной не сойдёшься на этом:
не дано пониманье поэтам
государственных наших забот.
 
И не надо: творите в тиши,
говорите несуетно с Богом,
но во имя спасенья души
не касайтесь того, что под боком.
Я надеюсь, ты понял меня,
наш прекрасный Нахум из Элькоша,
и пускай тебе Бог твой поможет
быть творцом до последнего дня.
 
На лице его дрогнул оскал,
как у льва, не сдержавшего рыка.
Самоцветом меня обласкал,
одарил ассирийский владыка.
И потом проводили домой –
одного, безоружного! – трое,
и стоял я над ямой сырою,
корчась весь между светом и тьмой...

 
ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.
КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.
3.
 
О горе городу кровей,
убийств, разбоя и обмана,
где грабят, грабят непрестанно
его вельможных сыновей.
Вот слышен резкий звук бича,
вот грозный грохот колесницы,
сверкает меч и кровь струится –
она красна и горяча.
 
Последний бастион поник,
ревут рокочущие трубы,
и всюду трупы, трупы, трупы –
все спотыкаются о них.
Над Ниневией вороньё –
Господь назначил воздаянье
за все её блудодеянья,
за злодеянья все её.
 
Сказал Господь: – Не пощажу
надменной гордости столицы –
подняв на голову срамницы
края одежды, покажу
её нагою – на позор,
чтоб срам был виден и во мраке,
чтобы отшатывался всякий,
кто на неё подымет взор.
 
Был неприступен Но-Аммон
на Ниле, защищённый морем, –
теперь, в могуществе оспорен,
и он разграблен и пленён.
На улицах и площадях
учинены ему обиды:
его младенцы перебиты,
его вельможи все в цепях.
 
А ты, столица и оплот,
ты разве лучше Но-Аммона?
К тебе, хоть задохнись от стона,
никто на помощь не придёт!
Доступна ты своим врагам
и саду спелому подобна:
чуть дерева коснёшься – смоквы
тотчас же падают к ногам.
 
И воины твои теперь
подобны женщинам продажным:
враг подошёл – ворота настежь
и в доме каждом настежь дверь.
Пусть загородишь ты ручей,
и запасёшь в достатке глину,
и долго печи не остынут
для обжиганья кирпичей,
 
пусть нынче башня и стена
прочнее крепости вчерашней, –
но упадут стена и башня,
и всю тебя пожрёт война.
И всюду будет след меча,
его кровавый след повсюду,
хотя бы ты каким-то чудом
размножилась, как саранча.
 
Та саранча – твои купцы,
их много, словно звёзд на небе;
но лишь нуждаться станут в хлебе,
то улетят во все концы.
Та саранча – твои князья,
военачальники в походах;
сидят на изгородях в холод,
но обнаружить их нельзя,
 
едва над городом взойдёт
светило дня на небосклоне, –
они умчатся, и погоня
нигде следа их не найдёт.
Все пастыри твои уснут,
владыка, некогда всевластный,
и будешь ты взывать напрасно,
когда отарою без пут
 
народ рассеется в горах,
и некому собрать отару:
уходят молодой и старый,
тем и другим владеет страх.
Нет исцеленья язве той,
болезненной, кровавой ране –
никто к ней подносить не станет
ни мазь, ни травяной настой.
 
И все, услышавшие весть,
что ты погибла, Ниневия,
свои молитвы вековые
спешат к Всевышнему вознесть,
и распахнуть своё жильё,
и радость влить в чужую радость, –
о, на кого не простиралось
деянье злобное твоё?!
    
ГЛАВА 6
 
Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?
Может быть, лишь поэт, сочетавший слова несравненные,
где созвучие цвета, соцветие звука и запаха
даст и чувства осмыслить,
                                      и смыслы почувствовать заново.
 
Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?
Лишь священнослужитель, нашедший слова незабвенные, –
жить по правде и вере пытаясь хотя бы попробовать,
их годами хранят
                        лишь однажды слыхавшие проповедь.
 
Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?
Это сможет пророк, произнесший слова несогбенные, –
подымают они и ведут, словно сила несметная,
от свечи до костра
                           и потом от костра до бессмертия.

    
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
(вместо эпилога)
 
Книга пророка Наума написана предположительно между 616 и 612 гг. до н.э.  А в августе 612 года семитские племена халдеев заняли Ниневию и разрушили её дотла. Ассирийское царство перестало существовать.
 
О жизни пророка Наума ничего не известно.
 
1989 - 1999 гг.