МОГИЛЬЩИК

Маленькая поэма

 

                      Виноградную косточку в тёплую землю зарою…

                                                                         Булат Окуджава

 

Покуда в руках и ногах ощущал он силы,

покуда спина нагибаться ему давала,
он зарабатывал тем, что копал могилы
в надежде свою семью поднять из подвала.

 

Себя с малолетства числил он полунищим,
ибо отец возвратился с войны увечным,
и чтобы приблизиться к тем дорогим жилищам,
он занимался этим промыслом вечным.

 

И накопив постепенно нужную сумму,
сумел пробиться в новенький дом престижный –

ЖСК «Перо», писательский дом по сути, –

но никто никогда ни намёком, что он тут лишний.

 

Потихоньку пришло и кой-какое общенье:
как дела, что нового и так дале;
и только работа давала душе очищенье
от всех ненужных: что пишете? что издали?

 

Однажды днём, сильнее нажав на заступ,

услыхал он скрежет по железу железа.

Не нужно было быть особо глазастым,
чтобы поднять предмет ощутимого веса.

 

Железный ящик, не очень большой, но ёмкий,

что подтвердилось, когда открыл его дома:
амбарные книги, упакованные в клеёнку,
на каждой книге наклейка с номером тома.

 

Хорошо сохранились – слегка расплылись чернила,
но почерк чёткий и текст читается ясно:
явно рукопись! Так бы всё это гнило,
если б не он, и, значит, всё не напрасно.

 

Уже на первых страницах первого тома,
прочитанных бегло и не понятых малость,
были все незнакомы, но так знакомы,
как никогда в книгах ему не случалось, –  

 

будто с ними стоял в очереди в гастрономе,
никого не зная, но видя, а, главное, слыша, –

захотелось узнать, что находится в этом томе,
этих людей захотелось узнать поближе.

 

Он стал читать, медленно, по порядку,
тратя порою вечер на суть абзаца,
и скрупулёзно в свою заносил тетрадку
мысли о том, во что довелось вгрызаться.

 

Сперва писал неумело – ведь опыта никакого! –

вошёл во вкус; единого слова ради
просиживал ночь, а оно не давалось, слово,
и постепенно свои заполнил тетради.

 

Потом, решившись, тетради разъял на страницы,
разместил их по книгам, чтобы не рваться беседе
по ходу сюжета и чтоб никакой границы!

А найти машинистку ему помогли соседи.

 

И в самом начале он объяснил чин по чину,
откуда всё – и тут затаилась награда:
трое читавших сказали ему: – Молодчина!

Очень свежо – приём придумал что надо!

 

Но не вздумай ступать на путь печати тяжёлый:
тебя изведут, за правкой требуя правку.

Это всё не крамола, но это хуже крамолы –

это сущая правда, а цензура не любит правду.

 

Он не раз и не два не мог избежать вопроса:
а кто уложил и на кладбище спрятал ящик?

Видно, знал человек, чем чревата такая проза,
и не был герой, но писатель был настоящий.

 

Если судить по мелким деталям быта,
всё написано в сорок восьмом – сорок девятом.

Тридцать лет прошло, а время то не забыто –

на него в мозгу резонирует каждый атом!

 

Сейчас не сажают, тем более не убивают,
но обложат тебя, если узнают в обкоме,
как на охоте волка; впрочем, бывает,
что опомнишься где-то в Мордовии или в Коми. 

 

Так что́, тебе надоел твой образ жизни древний,
с неплохим наваром, пусть и слегка унылый?

Чем спускаться в шахту или валить деревья,
уж лучше по-прежнему просто копать могилы.

 

…Удалось раздобыть образец пластмассовой тары
с номерного завода, работавшего на оборонку.

Он сложил находку и все свои экземпляры,
запаяв их все надёжно в прозрачную плёнку.

 

Он выкопал яму в дальнем конце у ограды,
где почва суше и где трава не скупая,
и в ней зарыл свои и чужие клады
в слепой надежде, что кто-то их откопает.

 

Лет через тридцать, пусть даже через полвека
Господь приведёт к этой бесценной таре,
тогда и случится истинная проверка:
кто-то прочтёт и напишет свой комментарий.

 

Ибо безвестность – не самая тяжкая плата,
в жизни бывают много горше утраты;
ибо культура суть эстафета талантов;
ибо культура – это преемственность правды.

 

Январь 2018