Маленькая поэма
Застрекотал старинный
аппарат,
и жёлтый конус прыгнул на экран,
и на экране начался парад,
где первым шёл столетний ветеран.
Он гордо шёл и явно
неспроста
выкрикивал: – За Родину, за Ста!.. –
но, чтоб своё продолжить торжество,
дыханья не хватало у него.
Убогий зал, экрана
полотно,
и люди в зале все под старину –
в старинном стиле
сделано кино
про давнюю и вечную войну.
Начало фильма – отзвуки
войны
так несуразно выглядеть должны
через полвека, и сомненья нет –
обратным ходом потечёт
сюжет.
Сначала просто некая
игра,
фантазия, актёры, режиссёр…
Но где-то прорывается
кора,
и замысел выходит на простор,
и тут долой иронии наркоз –
всё происходит слишком
уж всерьёз,
и под корой сцепления видны
из судеб человека и страны.
Конец войны. Начальный
ветеран –
пятидесятилетний
генерал.
Его судьба уберегла от
ран,
но всю семью в войне он потерял:
отец и мать, два сына и жена –
семья была в амбаре
сожжена,
куда свела немецкая рука
евреев небольшого городка.
Прошли рапидом годы до
войны;
ведь генерал – по сути и солдат,
и для обеспеченья тишины
он выполняет, что ему велят.
Из Минска на Амур был
послан он
там возводить восточный бастион,
где запросто коварного врага
от здешних глаз могла укрыть тайга.
Он генералом стал ещё
тогда,
когда разбил китайцев у реки.
Хоть звался он комкором
в те года,
но ромбы на петлицах высоки.
А восемь лет спустя был
схвачен он,
японский затаившийся
шпион,
и скорый суд подвёл под ним черту,
на двадцать лет загнав под Воркуту.
Он ничего, конечно, не
забыл,
четыре года в шахте проведя,
но в сорок первом в бой отправлен был
по личному вниманию вождя.
В боях его дорога
пролегла
от Нальчика до Курска и Орла,
и привела его дорога та
освобождать родимые места.
Амбар, и школа, и
отцовский дом –
всё пепелище. Молча
ходит он
и вдруг строенье узнаёт с трудом,
где размещался «Поалей Цион»
давным-давно, в семнадцатом году,
когда лишь приобщился он к труду.
Друг закадычный в этот
дом вошёл,
а он чуть позже выбрал комсомол.
Он выбрал путь в те
давние года
и по нему пошёл вперёд и вверх,
и, что бы ни случилось, никогда
он выбор свой сомненью не подверг.
И думать он не позволял
себе
о жизни друга, о его судьбе,
возможно, что сложившейся вполне,
но по-другому и в другой стране.
Он друга из души своей
исторг,
фантомом стала память юных дней,
поскольку жил в его душе восторг
тысячекратно ярче и сильней.
Всегда и всюду рядом был
портрет –
усы и трубка, взгляда
глубже нет, –
и он в душе склонялся
перед ним,
и этот факт никем не устраним.
Бог дал ему прожить на
свете век
и вынести всё то, что вынес он.
Но не переменился
человек,
дожив до наших дёрганых времён.
Всё изменилось – Запад и
Восток,
мир связи, информации поток,
а он, склонив седины у холста,
хрипит одно: – за Родину, за Ста!..
Октябрь 2014
