Парнишка из провинции, пацан –
в столичном клубе между мастерами.

Мы, видя их в работе, обмирали –
и вот среди особенных ты сам.

Задор, кураж, старанье – через край,
признаться не моги, что нету мочи,
а старший тренер наблюдает молча,
одно лишь слово говоря: – Играй!
Свирепый труд, свирепый календарь,
и в межсезонье тоже ох не легче!

Лишь иногда тебе кладёт на плечи
свои ладони тяжкие вратарь:

– Слыхал, дружок, про рыбку из пруда?

Так это правда – всюду и всегда.

Последний матч сезона: кто кого?

Мы победим – и будем чемпионы.

А потому упрятать боль и стоны,
в удачу верить, но и в мастерство.

Табло в нулях. И, кажется, сомнут
защиту нашу – их покруче воля.

И тренер-маг тебя пошлёт на поле,
когда осталось ровно пять минут.

Выходишь ты, надежду нам даря;

вот принял мяч, который в аут выбит;

потом рывок, и непонятный выверт,
и – щёчкой мягко мимо вратаря!

И звуковая мощная волна
тобой над стадионом рождена!
 

Немало: тридцать восемь за сезон –
в чемпионате, в сборной и на кубок.

Достаточно для покоренья юбок
и для газетной здравицы резон.

Автомобиль, обложка «Огонька»,
трехкомнатная новая квартира,
и ты объездил чуть ли не полмира,
и по заслугам слава велика.

Твоей команде не играли гимн –
ей не достались высшие награды,
но «самый-самый» гол Олимпиады
тобой забит, не кем-нибудь другим.

Ты снова на обложке «Огонька»:
в руке – Генсека дряхлая рука.

Опять особо важная игра;
на острие атаки непременно
быть должен ты, но чёртово колено
тебе бормочет, что кончать пора.

Соперник молод, жёсток и жесток,
и твой коронный финт его не купит:
он методично по колену лупит,
как по стене отбойный молоток.

Сошлись в бою напор и мастерство,
тупая сила, мужество и воля.

И вот, увы, тебя уносят с поля,
и ты уже не помнишь ничего.

И тут конец карьеры игрока,
а человеку нет и сорока.

Как медленно теперь идут года!
Ты нездоров и ведаешь конторой
как третий зам начальника, который
футбола не касался никогда.

А что работа? В горы не уйдёт,
приносит, слава Богу, хлеб и масло…

Ты был звездой, которая погасла.

Тебя любил да позабыл народ.

А в жизни мало места чудесам:
когда кругом трагедия и драма,
ты был шутом. Сказать об этом прямо,
никто не смеет, но признайся сам.

Одно отличье от былых времён –
театр твой зовётся стадион…

Ну, что ж, дружище, подведём итог,
присмотримся спокойно к сути слова:
ты был шутом – и что же тут плохого?
Ты был таким и сделал всё, что смог.

На свете так ведётся неспроста –
ведь у людей различны интересы,
и, вероятно, нет на свете пьесы,
чтоб был король и не было шута.

Тебе обидно, что совсем забыт?
Никто не клялся, что не позабудем.

А разве остальным на свете людям
такая же планида не грозит?

Так и проходит через все века:
жизнь коротка – и память коротка.

Да, коротка! И остаются в ней
события – те люди и картины,
что позволяли выйти из рутины
тяжёлых, часто беспросветных дней.

Парнишка из провинции, пацан,
доступный с малых лет битью и мату,
попавший в знаменитую команду,
потом её бессменный капитан…

В масштабе жизни – долгий срок прошёл,
а в памяти как некая награда
нет-нет и вспыхнет та Олимпиада,
тот «самый-самый» раскрасавец-гол!
В девятку с центра поля мяч вогнал –
и в тот же миг судья свистит финал!..