Цикл сонетов

1.

Тетради в клетку и в косую,
их сохранённый с детства вид,
где я старательно рисую
весь украинский алфавит,

где я выстраиваю числа
от одного до десяти,
не зная, что ещё случится
на этом длительном пути,

где множество тревог и паник,
что наполняют каждый год,
и где запасливая память
свои сокровища берёт, –

о  школе вспомнил я опять,
чей номер девяносто пять.

2.

Тонкий портрет (благородная рама),
в памяти долгой и вечен, и нов.

Анна Порфировна, добрая мама –

нас у неё тридцать пять пацанов.

Сколько старанья и сколько терпенья:
чтенье, письмо, арифметика, труд!

Только уроки учителя пенья –

дважды в неделю – добавлены тут.

Тот говорок, и певучий, и чистый,
нас не сводил – доводил до ума –

с малой изюминкой: «хвото», «хвашисты»

и  с недовольством: «неверный Хвома!».

Семьдесят лет пролетело-прошло,
а от портрета и нынче тепло…

3.

Директор школы и жил при школе,
его квартира была в подвале,
но там на окнах висели шторы
и от подглядок всё закрывали. 

Как это видно на старых фото,
мужчины школьные были редки,
а наш директор вернулся с фронта,
где, говорили, служил в разведке.

И даже у заводил отпетых
ему досталось много фавора,
ибо в суровых школьных секретах
он разобрался довольно скоро.

Он в гимнастёрке пять лет ходил,
но школу принял – и возродил.

4.

Столовка, где кормили бесплатною едой:
перловка или саго и чай совсем пустой,
а иногда картошка бывала на обед,
по вкусу сладковата и синеватый цвет.

Хотя никто ни разу там не наелся всласть,
давали те обеды таинственную власть –

возможность обменяться: обед бесплатный наш
на марку, на осколок, на толстый карандаш.

И не было ни разу среди знакомых стен,
чтоб кто-то не исполнил затеянный обмен.

Никто не встал ни разу на этот скользкий путь –

свой своего не должен, не может обмануть.

А память о перловке, о чае о пустом
держаться помогала и много лет потом.

5.

Утром у входа встречала нас тётя Оксана,
женщина плотного вида и крепкой руки.

Дальше она же давала по схеме звонки,
чистила школу и мыла её неустанно.

И в раздевалке она, и на школьном дворе,
и на задворках порой драчунов разнимала.

Вечно в работе, а всё ей казалось, что мало,
и уходила домой на вечерней заре.

А иногда из толпы одного или двух –

тех, что себя ощущали особенно знобко, –

тётя Оксана в свою уводила подсобку,
где постоянно стелился от коржиков дух.

Только о том умолчала оксанина мова:
хлебные карточки были до сорок седьмого…

6.

Экскурсия на радиозавод,
который был от нас через дорогу.

Он, полагаю, выглядел убого
при взгляде с наших нынешних высот.

Но мы балдели – глаз не оторвёшь:
конвейеры, зелёные экраны,
радиоламп стеклянные стаканы,
динамиков отчётливая дрожь!..

И я тогда подумал: стоит жить
и обучаться, чтоб потом когда-то
у чудного такого аппарата
с паяльником над чем-то ворожить.

Есть у примет особенная власть,
и та картинка всё-таки сбылась.

7.

Лето в августе сорок восьмого –

у него не лицо, а гримаса:
мы стоим, как лишённые крова,
перед таинством пятого класса.

Совершенно другие предметы,
и учитель уже не единый –

это первые, с ходу, приметы
устрашающе новой картины.

Жизнь на каждом изломе сурова,
но ведь ей не отправишь укора…

И начало, и таинство снова –

значит, снова начальная школа.

Что поделаешь? Надо идти,
набирать разуменье в пути.

Сентябрь 2018