БАЛЛАДЫ 1992-2011 гг.
1991-1999
КНИЖНАЯ БАЛЛАДА
БАЛЛАДА ДОРОГИ
ГОЛЛАНДСКИЙ ДИПТИХ
2000-2011
БАЛЛАДА ОБ АРТИСТЕ
БАЛЛАДА О СВЯТОСЛАВЕ РИХТЕРЕ
БАЛЛАДА О СТАРОМ ДОМЕ
РАЙСКАЯ БАЛЛАДА
КНИЖНАЯ БАЛЛАДА
Глинобитные домики, чахлые скверы,
в белых кителях сонные милиционеры,
даже летом не проходящие лужи...
Вся картинка дрожит, плывёт и двоится,
словно память себя самоё боится –
не решается заглянуть поглубже.
Я её попрошу: ну, сосредоточься! –
потому что должен увидеть точно
эту точку из моего былого –
этот день, не худший, но и не лучший,
этот город, в котором случился случай,
когда мне даровано было Слово.
На втором этаже я жил,
а на нижнем
магазинчик имелся с товаром книжным
(в те года предмет не первого спроса).
Это происходило в начале мая;
я туда спустился, червонец сжимая,
полученный в день рожденья от взрослых.
А там торговал еврей – ну, конечно! –
старый еврей в тюбетейке вечной;
говорили, что он слегка с приветом:
даже если книга была под рукою,
он всегда предлагал что-нибудь другое
и как-то весь волновался при этом.
Вот и в этот раз он занервничал сильно.
– Что-нибудь о войне, – его попросил я.
Мотнув головой, он метнул на прилавок
ветхий томик на пожелтевшей бумаге
со смешным названием Чтец-декламатор.
– Почитай, – сказал, – ибо нужен навык.
Я поднялся наверх и раскрыл страницы.
Вновь картинка дрожит, плывёт и двоится,
только это не просто идёт помеха –
это я вспоминаю свои усилья:
там слова двоились, дрожали, плыли,
но в конце строки возникало эхо.
Смысл ускользал, но эхо звучало,
вынуждая возвращаться к началу,
чтоб пройти по той же дороге снова –
но уже дорога была другая! –
и я сердился, себя ругая,
ещё не зная о тайнах Слова.
...Когда бы чудом вновь мы столкнулись
на перекрёстке ушедших улиц,
я не стал бы разглагольствовать долго
о предугаданной им дороге –
а просто поклонился бы в ноги,
и это было б возвратом долга.
Май 1995
БАЛЛАДА ДОРОГИ
На дорогу мы вышли с рассвета,
кто с какой-то поклажей, кто без,
и дорога просторная эта
нам казалась подарком небес.
Но хватило и первых привалов,
чтоб доподлинно уразуметь,
что бравурным напевом скрывала
духовая прощальная медь.
Что ж теперь? Не волынить в побудку,
постараться осознанно жить,
и серьёзно обдумать обувку,
и поклажу точней уложить.
Молча встали, пошли, полетели,
и крошится набоек металл...
Вновь привал. И заметны потери:
кто-то выдохся, спёкся, отстал.
Вот и я захромал потихоньку
и уже неподвластен стыду:
не пойму, для чего эта гонка? –
всё равно ведь туда же приду!
К бочажку ковыляю напиться,
задержусь как бы нехотя тут,
погляжу с потайным любопытством –
далеко ли другие уйдут?..
Сентябрь 1998
ГОЛЛАНДСКИЙ ДИПТИХ
БАЛЛАДА ОЖИДАНИЯ
Клеёнчатые робы их промокли,
а впереди такой далёкий путь!
Старик еврей в засаленной ермолке
зазвал в свою харчевню – отдохнуть.
Он грог согрел и тем вселил надежду,
и сел в углу, монетами звеня.
Его жена им штопала одежду,
а дочка танцевала у огня.
Из-за дождя молчали порт и верфи,
лишь хлопали под ветром паруса,
и отсыревший сумрачный Антверпен
смотрел с тоской в глухие небеса.
Но поутру погода разъяснилась,
и цвет зари преобразил подвал.
Их старший бормотнул:
–
Скажи на милость! –
и старика-еврея подозвал:
– Наш Судный день не виден за
туманом,
и вряд ли в приговоре будет рай.
Решили мы: ты будешь талисманом,
а потому смотри не умирай.
Темно и сложно наше мирозданье,
где следствия бывают без причин.
Ты жди, старик, и это ожиданье
нас вытащит из штормов и пучин!
Они ушли, ботфортами литыми
по мокрой громыхая мостовой,
и сразу стали улицы пустыми,
и годы понеслись над головой.
Как просто называться талисманом –
и как же трудно талисманом быть!
Но пролегла через века и страны
незримая связующая нить:
в пространстве человеческих историй,
где следствия бывают без причин,
сидит старик и ждёт ушедших в море
крутых неразговорчивых мужчин.
Они придут, ботфортами литыми
по мокрой громыхая мостовой,
в подвал войдут с улыбками простыми,
не удивляясь, что старик живой.
А паруса заплещутся по реям
прекрасным птицам в небесах под
стать.
Их старший скажет:
– Надо быть евреем,
чтобы три века ждать и не роптать.
А что старик в засаленной ермолке?
Он рад и человеку, и грошу.
Он подождёт, чтоб голоса замолкли,
и тихо скажет: – Милости прошу!
Из ада вас или из рая вызвал -
но тот же флаг у брига на носу.
Садитесь же,
включайте телевизор,
а я сейчас вам грогу принесу.
Февраль 1983
БАЛЛАДА ОЖИДАНИЯ – 2
Как спится в дождь! Глубоко, безоглядно!..
Анисим Кронгауз
Как славно спится в дождь, на самом
деле!
Вода стучит о воду, не будя...
Спал Роттердам, где первую неделю
мы начали под флагами дождя.
Перемешались явь и то, что снилось,
волну в канале подымал прилив.
Но поутру погода разъяснилась,
и город стал уютно-молчалив.
Когда ж пошло к усталости вечерней,
и облака закончили редеть,
мы забрели в какую-то харчевню
попить пивка и просто посидеть.
Простецкий залик, нет вещей излишних
–
сейчас кафе, когда-то был трактир...
И вдруг мне показалось, будто слышу:
– Майн ингеле, майн либер, кум цу
мир!*)
За стойкой вижу старого еврея,
и на меня его направлен взгляд.
Какой я мальчик? Я старик, скорее:
я сед и лыс, и мне за шестьдесят.
– Ах, мальчик мой, уж ты-то должен
верить –
ведь ты же и призвал меня сюда.
Мне триста шестьдесят, по крайней
мере;
что рядом с этим все твои года?
Но вовсе не случайно в Роттердаме
с моей судьбой пересеклась твоя:
ты написал стихи про ожиданье,
и я был поднят из небытия.
Лишь в малости ошибся ты немного
и каплю нареканья заслужил –
шинкарь голландский, я был славен
грогом,
но никогда в Антверпене не жил –
жил в Роттердаме все столетья эти
и званье Талисмана получил,
а ты, мой мальчик, неспроста заметил,
что следствия бывают без причин.
Чтоб звенья рода вновь соединились,
я не старался, время торопя,
а просто ждал и верил в Божью
милость, –
но ждал не их, а одного тебя.
И всё сошлось – твоя жена красива,
ты сам неплох и вырос не в лесу.
Садитесь же, заказывайте пиво,
а то, хотите, грогу принесу,
а не хотите грогу – ну и ладно:
есть кофе, чай и просто молоко...
Как спится в дождь – глубоко,
безоглядно!
Как спится в дождь – бездумно и
легко!..
Август 1999
--------------------------------------------------------
*) Мой мальчик,
мой любимый,
подойди ко мне!
(идиш)
БАЛЛАДА ОБ АРТИСТЕ
Он
не такой был, как все остальные:
губы и волосы, как у негра,
глаза печальные, будто больные,
а в мягком голосе мощь и нега
соединялись неосторожно,
звуча заманчиво и тревожно.
Из
хранилищ памяти многоэтажных
времён ещё сталинского Союза
выплыло имя: Борис Поташник –
он был обычным артистом ТЮЗа.
А
я был школьник, и в эти годы
мне ещё нравились культпоходы.
Борис Поташник играл прекрасно
в тех театральных моих сезонах
многообразно однообразных
порабощённых и угнетённых.
И
всею грустью своей природы
он, даже молча, просил свободы.
В
те годы много было пролито
слёз и крови, ибо повсюду
изничтожались космополиты,
генетики и другие иуды.
Я
был ребёнок, но знал об этом,
внимая радио и газетам.
В
хитросплетениях дней тогдашних
были страдальцы любых окрасов.
О
чём он думал, Борис Поташник,
играя негров и папуасов?
О
том, что, роль освещая и грея,
всегда в ней мерцала судьба еврея?
Среди не попавших в тиски стальные,
среди тех, что вождю осанну пели,
он не такой был, как остальные:
он был чужой, но его терпели –
за талант, за успех, который случался
и за то, что всё – до поры до часа…
Август 2004
БАЛЛАДА О СВЯТОСЛАВЕ
РИХТЕРЕ
По радио звучит
искристо
фортепианный опус Листа.
Я сразу узнаю
солиста –
конечно, Рихтер, кто ж ещё?
И тут же вспоминаю
это:
достались чудом два билета,
и в клубе университета
его встречаем горячо.
Мы ждём великого
артиста,
и ожиданье долго длится.
Амфитеатр мест на
триста,
хоть полночь, переполнен весь.
А Рихтер после
выступленья –
уставший до изнеможенья,
понурый, под глазами тени,
но обещал – и вот он здесь.
Полупоклон. Идёт к
роялю.
Но как-то
неспокойно в зале.
Играет плохо? Нет,
едва ли –
нужны особые слова.
Звучанье чисто,
благородно,
и оснащенье превосходно,
но объясняйте как угодно,
а только нету волшебства.
Артист уходит за
кулисы.
Вокруг растерянные
лица.
Минуты две,
наверно, длится
немыслимая тишина.
Но вот он появился
снова,
лицо прекрасно, хоть сурово.
Он говорит всего
два слова:
- Сначала всё!
И вот она,
та музыка, сродни
которой
в снегу заоблачные горы,
земли зелёные просторы
и солнца беспощадный свет.
А впрочем, речь
моя невнятна,
неощутима, непонятна –
для этой мощи, вероятно,
нужны слова, которых нет.
Сентябрь 2008
БАЛЛАДА О СТАРОМ ДОМЕ
Над входом розетка с фаянсовым львом,
в лапах у льва – мечи…
Но нет проживающих в доме том:
звони, стучи и кричи –
никто не откликнется. Календарь,
в стёклах видимый, говорит
о прошлом веке. И только фонарь
у входа ещё горит.
В доме, где в комнатах долгая мгла
и о котором рассказ,
жила старуха. Она была
моложе, чем я сейчас.
Чужие ей приносили поесть
(была не всегда сыта),
и многие почитали за честь
с ней беседовать иногда.
Она вспоминала давнюю жизнь,
привычки, жесты, слова:
всё было внове, чего ни коснись,
покуда была жива…
Она ушла, и был позабыт
с нею ушедший век,
и внёс в жилище пещерный быт
вселившийся человек.
Вот одна из многих примет,
словно в строке курсив:
он сжёг в камине старый паркет,
линолеум настелив.
Потом из дома изгнал тишину
вечно текущий кран,
а книгам её объявил войну
большой голубой экран.
Потом уже и этот ушёл,
и дом совсем опустел,
лишь иногда оживляли пол
несколько пьяных тел.
На стенах трещины, всюду пыль,
обоев клочья висят…
И для чего создавался стиль
два века тому назад?
И для чего был над входом лев,
вооружённый мечом?
О чём я пишу? Скажу, осмелев:
да в общем-то ни о чём.
Мчится время, как шар с горы,
не разбирая пути,
и всё сметает в тартарары –
ни выстоять, ни отойти!..
Январь 2011
РАЙСКАЯ БАЛЛАДА
Во сне
я предстоял перед Всевышним;
Его не видя, знал, что это Он.
Был
райский сад, где яблони и вишни,
и птицы распевали в гуще крон.
И
слышал я негромкий голос Бога,
в нём были вместе нежность и метал:
– Тебя
Я помню; ты грешил не много,
по совести работал, не роптал.
Твои
болезни и мученья помню,
нечастое земное торжество…
Подумай
хорошо, и Я исполню,
чего ты хочешь более всего.
А я
стоял, в глаза мне солнце било,
звенел, благоухая, райский сад.
И
попросил я: – К женщине любимой
верни
меня, пожалуйста, назад!
– Да
будет так, – промолвил Бог сурово, –
но плата есть за предстоянье тут:
ты не напишешь более ни слова,
и даже то, что есть, не издадут.
– Тебя,
Господь, я укорять не смею,
что это ниже пояса удар.
Что ж,
проживу на свете, как сумею –
Ты
просто отнимаешь Свой же дар.
– Из
двух дарений, – отвечал Всевышний, –
ты выбрал то, которое важней.
Поэтому
слова сейчас излишни:
ты попросил – и возвращайся к ней.
Напомни
у ворот Моим служивым,
чтоб часом не забросили в Москву.
Прости-прощай! И будьте оба живы,
покуда вместе вас не призову.
И я
ушёл. На выходе из рая
мне под лопатку нанесли штрих-код:
в нём имя и фамилия, Израиль,
две тысячи одиннадцатый год.
Декабрь
2011