маленькая поэма

 

Он появился в старом фаэтоне,
у ног стоял потёртый чемодан.

Мальчишки говорили о дублоне,
который вроде был вознице дан,
а может быть, иной была монета
с короною на аверсе её –
свидетелей, увы, сегодня нету:
всему, всему приходит забытьё.

 

Мальчишки – потому что возле школы –
запомнили массивное кольцо
и головной убор широкополый,

в тени укрывший узкое лицо.

Он в школе был не больше получаса;
такой примерно напряжённый срок
провёл он в ожиданье возле класса,
где шёл тогда немецкого урок.

 

Когда из класса герр учитель вышел
и сквозь пенсне всмотрелся в узкий лик,
то как-то с виду стал стройней и выше,
по стойке «смирно» вытянувшись вмиг.

Но гость промолвил две коротких фразы,
и герр учитель медленно обмяк
и гостя проводил на выход сразу,
снабдив картонной папкой для бумаг.

 

Он снял квартиру в завалящем доме;
полгода, с сентября до февраля,
его никто нигде не видел, кроме
владелицы убогого жилья.

Она же говорила любопытным,
что он непритязателен в быту,
умён, учтив, и никого не видно,
кто приходил бы на квартиру ту.

 

Квартирный вход был с тротуаром вровень;
обычно в ней стояла тишина.

Но временами Вагнер и Бетховен
звучали из открытого окна.

И проходивший мимо непременно
шаг замедлял, поскольку в том окне
мог видеть пожилого джентльмена
в тяжёлом кресле, в самой глубине.

 

В Германии подобные картины
не вызвали б эмоций никаких,
но здесь, под знойным небом Аргентины,
немного было создававших их.

Кругом звучали танго и милонги,
их танцевали о такой поре,
а если слушать – то скорей в шезлонге,
под сенью пальмы лёжа во дворе.

 

Так проходили годы: сорок пятый,
сорок шестой, сорок седьмой, восьмой,
и вот последний, роковой девятый
пришёл с холодной ливневой зимой.
Он был хозяйкой найден в том же кресле,
где впитывал валькирии полёт,
когда, казалось, времена воскресли –
но получилось, что наоборот.

 

Он был убит единственным ударом
в кадык – убийца бил наверняка.

Недорогую тонкую сигару
ещё сжимала мёртвая рука.

Мне не досталось достоверных данных,
но говорили – на воротнике
была тогда записка: «За Майданек»
на польском и немецком языке.

 

Конечно, в этом был немалый вызов,
но есть богоугодные дела,
и даже окружная экспертиза
искала след, однако не нашла.

А в череде нерядовых событий
в забытом Богом уголке земли
ещё два слова были на иврите,
но их, признаться, так и не прочли.

 

Июнь 2007