поэма

В поэму включено выполненное автором

стихотворное переложение библейского текста –

Книги пророка Наума.

ОТ АВТОРА

Нетрудно объяснить, почему из всех библейских пророков меня прежде  всего заинтересовал Нахум из Элькоша – в русской традиции Наум Елкосеянин  (то  есть  родившийся  в  городе  Элькоше  или,  по   другой транскрипции,  в Елкосе).  Во-первых, тёзка; во-вторых, везде, где мне встречалось хотя бы упоминание о нём,  обязательно говорилось,  что по чисто  поэтическим достоинствам "Пророчество о Ниневии.  Книга видения Нахума из Элькоша" принадлежит  к  самым  ярким  страницам  Священного писания,  а самого пророка Наума можно считать одним из великих поэтов Израиля.

Но когда  я  вчитался  в текст – и,  естественно,  не мог не согласиться с приведенным мнением, – появился третий фактор,  действие которого  в конце концов подвигло меня на попытку поэтического переложения Книги пророка Наума, а затем и на сочинение поэмы о нём.

Мне кажется,  я не погрешу против правды,  если скажу, что современному читателю не так уж важны и интересны  взаимоотношения  древних Ассирии и Иудеи и те причины, которые позволили пророку Науму предречь гибель Ниневии – ассирийской столицы. Но в какой-то момент я неожиданно  для себя самого нашёл совершенно современную коллизию – как бы сегодняшний (точнее,  вчерашний) эквивалент фрагмента древней истории. Я представил себе Чехословакию после августа 1968 года и вообразил некоего пражского поэта, который в своих стихах пророчит развал Советского Союза. Думаю, не только в 68-м, но и в 88-м нашлось бы не так уж много поверивших современному пророку.

Тем не менее, пророчества сбываются – если их высказывают настоящие пророки.  Они же – настоящие поэты. Одному из них я рискнул придумать какие-то моменты биографии и попытался в меру своих скромных возможностей представить, что чувствует человек, которому Господь повелел быть пророком.

ПРОЛОГ

Задерживаю воздух на устах,

чтоб слово не слетело ненароком.

Я знаю всё, но страшно быть пророком.

Как совместить пророчество и страх?

Гляжу глазами, полными огня,

на то, что здесь, и то, что за порогом.

О Господи, нелепо быть пророком!

Зачем Ты это заложил в меня?

Я знаю всё, и на века вперёд,

о нас о всех и о судьбе народной:

она горька, горька бесповоротно, –

зачем же я обижу свой народ?

Родится слово в надлежащий срок,

посеет смуту – ну, а что за нею?

О Господи, что может быть смешнее,

чем веденье скрывающий пророк?!

Живите, ненавидя и любя,

в смешенье благородства и порока,

и не судите вашего пророка:

мне было страшно – но не за себя.

ГЛАВА 1

О брат мой любимый, тебя прикатила повозка.

Лицо твоё было из твёрдого жёлтого воска,

и твой подбородок вздымался пугающим клином,

и тело казалось таким неестественно длинным.

Ты стал в одночасье чужим, некрасивым и старым.

Глядел я в повозку, озноб колотил по суставам,

но холод рождался не болью, не горьким страданьем –

я всё уже видел в своём сновиденье недавнем.

Я спал, просыпался, и вновь засыпал, и упрямо

мне снилась повозка, мне снились повозка и яма.

Я вышел из дома и смерть увидал у порога

и понял: Господь уготовил мне долю пророка.

И стало мне страшно, и встал предо мною Исайя –

пророк, чья душа проходила по стёклам босая –

по хищным осколкам жестокости, зла и коварства

событий и судеб такого недавнего царства.

И молвил Исайя: – Блажен, кто доверился Богу,

но трижды подумай, вступая на эту дорогу:

за дни мои платой мне было деяние злое –

казнили меня, распилив деревянной пилою.

И канул Исайя, остались повозка и тело...

Добра за добро ожидать – предпоследнее дело!

Но если добро возлелею пророческим даром,

поверится мне, что родился и прожил недаром.

О брат мой любимый, прости прегрешенье пророку!

Дубовой колодой мне надо бы лечь на дорогу,

тебя удержать за одежду, за конскую сбрую, –

я видел повозку, но видел и яму сырую!

А солнце слепило, был день нестерпимо горячим,

и сердце моё наполнялось истомой и плачем.

Я пал на колени, не зная, что явь, а что снится,

и слабые плечи подставил под Божью десницу.

ГЛАВА 2

Оказалась десница непомерно тяжёлой,

ибо стал я глашатай слов правдивых и точных,

и шарахались люди, будто я прокажённый,

будто бед и страданий я первейший источник.

И шарахались люди, будто страшные змеи

из меня извергались вместо доброго слова,

а всего и вины-то – что юлить не умею,

что звучал неподкупно и смотрелся сурово.

О, какие проклятья слышал я за спиною!

Как упрямые взгляды кровожадно горели!

Это я был повинен в иссушающем зное,

это я был повинен в саранче и холере.

Сговорился с Ассуром наш недавний владыка,

подчинясь непотребной самовластной идее;

всё равно – я повинен в том, что голод великий

от пришедшего войска охватил Иудею.

Им глаза открывая, чуть не лезу из кожи,

но жужжат в закоулках – мол, терпенье доколе?

Тоже, мол, утешитель, тот Нахум из Элькоша, –

он такого накличет, только дай ему волю!..

Я как будто не слышу, только ночью заплачу –

понадеюсь наивно, что Господь не увидит...

Сам себя вопрошаю: может, жить мне иначе?

Сам себе отвечаю: не пытайся, не выйдет.

ГЛАВА 3

Над Иудеей небо синее-синее-синее,

словно раскрасил ребёнок, взявший краски впервые.

А страна, задыхаясь, хрипит под железной пятой Ассирии,

и стонет Иерусалим в железных когтях Ниневии.

В моей Иудее давно искусство войны освоено,

и всё, что случилось, каждый мог предсказать без риска,

ибо у нас в лицо я знаю каждого воина,

но кто воплотит в число несметность войск ассирийских?

Как в Египте река, даря земле плодородие,

весной обретает лик огромного водоёма,

так разлился Ассур, – но страшно то половодье:

копья его и мечи взросли у каждого дома!

Пришельцы топчут наш быт, наш дух и наши традиции,

они берут наших жён и скарб, что годами нажит.

Они – хозяева здесь: их идолы каменнолицые,

задрав кольчужные бороды, стоят в поселеньях наших.

Луна сменяет луну, и быть пророком не надобно,

чтобы в грядущих годах беды видеть всё те же.

Но как я народу скажу, что эта неволя – надолго?

И что я народу скажу, чтобы его утешить?

ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.

КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.

1.

Господь есть Бог ревнитель и мститель;

мститель Господь и в гневе страшен.

Молитвами грешный путь не мостите –

Бог не поверит молитвам вашим.

Облака – лишь пыль под ногами Бога,

буря и вихрь – Его одеянье.

Того, кто Ему преградит дорогу,

Он не оставит без воздаянья.

Ему перечить – себе на горе:

что ваше слово с Его словами?

От гнева Его высыхает море,

в Башане гибнут сады и в Ливане,

от страха холмы стекают к подножью,

даже у гор трясутся колени,

и падает ниц перед ликом Божьим

земля и всё её населенье.

Кто стерпит пламя гнева Господня?

Он реки сушит и скалы плавит.

Но в день беды Он утешит скорбных,

уповающих на Него не оставит.

Лишь ты, Ниневия, Ассура столица,

не жди утешенья и снисхожденья –

с тобою вот что должно случиться:

ты захлебнёшься от наводненья.

Врагов Его в Ниневии много –

во мгле потопа их ждёт могила.

Вотще умышляете вы против Бога!

Против Господней что ваша сила?

С грехом сплелись вы, словно терновник,

греху отдались, как зелью хмельному.

Но пламя гнева пожрёт греховных,

словно костёр – сухую солому.

Господь говорит: о Иудея!

Из тучного поля стернёй ты стала.

Но силу я отниму у злодея,

которая в прахе тебя держала.

Не вечно будут ярмом железным

тебя гнести ассирийские рати:

они в огне и крови исчезнут,

ничего не оставив, кроме проклятий.

Исчезнет их семя в пустынях мира –

в далёких странах и в сопредельных.

Ни единого каменного кумира

не останется на площадях и в молельнях.

О Иудея! Праздники празднуй,

вкушая мир, исполняй обеты;

отныне страхи твои напрасны:

сгинет враг и кончатся беды.

ГЛАВА 4

Богатыми и бедными дворами

пошла молва о том, что мы – живые.

Ежесубботне появляясь в Храме,

пророчу я паденье Ниневии.

Ежесубботне слушателей сотни

запоминают эти песнопенья,

и тысячи потом ежесубботне

от песни набираются терпенья.

И год, и два, а может, пять и десять

дышать им будет хоть слегка вольготней:

отчаянье сумел я перевесить

для них своею песнею субботней.

А Ниневия – что же Ниневия?

Моих видений ей ли опасаться?

Ей гибель прорицают не впервые,

она ж гремит, утаптывая плацы –

войска готовя для походов новых,

она куёт мечи и вяжет сети,

и грохот колесниц её суровых

слышней, чем все пророчества на свете.

Моё моленье – может, и шальное –

ей безопасно, словно щебет птицы, –

и всё-таки она следит за мною,

и всё-таки она меня боится.

А что бояться – не её ли лапа

так тяжела, что не вздохнуть от боли?

А времена Давида с Голиафом

по всем приметам не наступят боле.

ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.

КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.

2.

Стереги дороги, Ассур, охраняй твердыни,

ибо твой разрушитель на тебя подымается ныне.

Виноградник Израиля истоптан, опустошён –

по велению Божьему вновь восстановится он.

Красны доспехи мстителей, их одежды багряны.

Героев смерть не пугает и не пугают раны.

В мечах, отточенных остро, блещет огонь небес,

сверкают их колесницы и копья растут, как лес.

Зовёт храбрецов на помощь царствующий в Ниневии;

но они на бегу спотыкаются, словно полуживые.

Слышат конницы топот, слышат оружия звон,

когда-то могучий город со всех сторон осаждён.

Бронзой брёвна окованы – нет спасенья воротам;

разрушен дворец, посылавший горе соседним народам;

обнажена Ниневия, в плен предстоит ей путь,

и стонут нежные жёны, себя ударяя в грудь.

Всегда была Ниневия водоёмом, полным водою,

а теперь она остаётся один на один с бедою.

Убегает её защита, бросив и меч, и щит;

"Стойте, – кричит она, – стойте!" –

                    но никто назад не глядит.

Ночь сменяется ночью, и не приходит утро.

Враги расхищают золото и драгоценную утварь.

Грабёж и убийства длятся от темна до темна,

обескровлена Ниневия, разорена она.

Горе жизнь сохранившим! Трясутся у них колени,

содрогание в чреслах, себя уже видят в тлене.

Где логовище, откуда бросался могучий лев?

Со своею львицей и львёнком дрожит, едва уцелев.

Вчера ещё драл добычу лев ассирийской столицы

для насыщенья львят, для ублаженья львицы;

вчера наполнял пещеры отобранным у других –

сегодня смотрит понуро: опустошают их!

И скажет Господь Ассуру: – Погибель тебе не снится:

это Я истребил твоё войско, Я сжёг твои колесницы.

В мире больше не слышен голос твоих послов,

и о тебе не останется нескольких добрых слов.

ГЛАВА 5

Вот и стража явилась в мой дом,

старший смотрит презрительно-хмуро,

говорит: – Собирайся, пойдём, –

вызывает наместник Ассура.

И меня повели во дворец –

одного, безоружного! – трое...

Только Храм возвышался горою,

и подумалось: это – конец.

Но наместник был ласков со мной –

усадил, угостил, обнадёжил.

Он сказал: – Ты поэт неземной,

наш прекрасный Нахум из Элькоша.

Не считай эти речи за лесть –

я ценю мудреца и поэта;

но прислушайся к слову совета:

ты не должен в политику лезть.

Ибо кроме духовных утех

нужен общий порядок на свете

и забота нужна обо всех –

и о пахаре, и о поэте.

Люди просят бича, как и скот, –

ты со мной не сойдёшься на этом:

не дано пониманье поэтам

государственных наших забот.

И не надо: творите в тиши,

говорите несуетно с Богом,

но во имя спасенья души

не касайтесь того, что под боком.

Я надеюсь, ты понял меня,

наш прекрасный Нахум из Элькоша,

и пускай тебе Бог твой поможет

быть творцом до последнего дня.

На лице его дрогнул оскал,

как у льва, не сдержавшего рыка.

Самоцветом меня обласкал,

одарил ассирийский владыка.

И потом проводили домой –

одного, безоружного! – трое,

и стоял я над ямой сырою,

корчась весь между светом и тьмой...

ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.

КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.

3.

О горе городу кровей,

убийств, разбоя и обмана,

где грабят, грабят непрестанно

его вельможных сыновей.

Вот слышен резкий звук бича,

вот грозный грохот колесницы,

сверкает меч и кровь струится –

она красна и горяча.

Последний бастион поник,

ревут рокочущие трубы,

и всюду трупы, трупы, трупы –

все спотыкаются о них.

Над Ниневией вороньё –

Господь назначил воздаянье

за все её блудодеянья,

за злодеянья все её.

Сказал Господь: – Не пощажу

надменной гордости столицы –

подняв на голову срамницы

края одежды, покажу

её нагою – на позор,

чтоб срам был виден и во мраке,

чтобы отшатывался всякий,

кто на неё подымет взор.

Был неприступен Но-Аммон

на Ниле, защищённый морем, –

теперь, в могуществе оспорен,

и он разграблен и пленён.

На улицах и площадях

учинены ему обиды:

его младенцы перебиты,

его вельможи все в цепях.

А ты, столица и оплот,

ты разве лучше Но-Аммона?

К тебе, хоть задохнись от стона,

никто на помощь не придёт!

Доступна ты своим врагам

и саду спелому подобна:

чуть дерева коснёшься – смоквы

тотчас же падают к ногам.

И воины твои теперь

подобны женщинам продажным:

враг подошёл – ворота настежь

и в доме каждом настежь дверь.

Пусть загородишь ты ручей,

и запасёшь в достатке глину,

и долго печи не остынут

для обжиганья кирпичей,

пусть нынче башня и стена

прочнее крепости вчерашней, –

но упадут стена и башня,

и всю тебя пожрёт война.

И всюду будет след меча,

его кровавый след повсюду,

хотя бы ты каким-то чудом

размножилась, как саранча.

Та саранча – твои купцы,

их много, словно звёзд на небе;

но лишь нуждаться станут в хлебе,

то улетят во все концы.

Та саранча – твои князья,

военачальники в походах;

сидят на изгородях в холод,

но обнаружить их нельзя,

едва над городом взойдёт

светило дня на небосклоне, –

они умчатся, и погоня

нигде следа их не найдёт.

Все пастыри твои уснут,

владыка, некогда всевластный,

и будешь ты взывать напрасно,

когда отарою без пут

народ рассеется в горах,

и некому собрать отару:

уходят молодой и старый,

тем и другим владеет страх.

Нет исцеленья язве той,

болезненной, кровавой ране –

никто к ней подносить не станет

ни мазь, ни травяной настой.

И все, услышавшие весть,

что ты погибла, Ниневия,

свои молитвы вековые

спешат к Всевышнему вознесть,

и распахнуть своё жильё,

и радость влить в чужую радость, –

о, на кого не простиралось

деянье злобное твоё?!

ГЛАВА 6

Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?

Может быть, лишь поэт, сочетавший слова несравненные,

где созвучие цвета, соцветие звука и запаха

даст и чувства осмыслить,

                            и смыслы почувствовать заново.

Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?

Лишь священнослужитель, нашедший слова незабвенные, –

жить по правде и вере пытаясь хотя бы попробовать,

их годами хранят

                          лишь однажды слыхавшие проповедь.

Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?

Это сможет пророк, произнесший слова несогбенные, –

подымают они и ведут, словно сила несметная,

от свечи до костра

                             и потом от костра до бессмертия.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

(вместо эпилога)

Книга пророка Наума написана предположительно между 616 и 612 гг. до н.э.  А в августе 612 года семитские племена халдеев заняли Ниневию и разрушили её дотла. Ассирийское царство перестало существовать.

О жизни пророка Наума ничего не известно.