СВИЛЬ

поэма

 

            Свиль ж – сувой, вить слоёв и жилок

       или волокон в дереве; по перевою слоёв ея,

       не колется, весьма прочна и красива в отделке.

                 В. Даль. Толковый словарь великорусского языка

 

1.

 

Воротился человек с войны –

ни родных, ни дома, ни жены.

Дом сгорел, в лесах пропала мать,

а жена устала ожидать.

Человек обвыкся на войне.

Он провёл рукой по седине,

разметал горелое смольё,

начал снова возводить жильё.

Вот сидит на охлупне верхом,

тешет брус тяжёлым топором;

вдруг нерезко увидал сквозь пот:

женщина застыла у ворот.

– Ты к кому?

                    Ответила она:

– Не узнал? Ведь я твоя жена!

 

С крыши он спускается с трудом,

а она спокойно входит в дом –

как хозяйка входит, а не гость, –

одежонку вешает на гвоздь,

говоря: – Такие вот дела –

я тебе обедать принесла.

 

Он глядит – скатёрка на столе,

лампы свет на полном фитиле,

огурцы, картошка горяча,

лук да соль, бутылка первача,

два стакана, хлеба каравай...

– Ну, давай, хозяин, наливай!..

Он сначала с ней не говорил,

после самокрутку закурил

и нерезко увидал сквозь дым:

женщина чужая перед ним.

Но потом оттаял,

                          пил и ел,

к полночи изрядно захмелел –

не с вина, а с теплоты души, –

и просил: – Хоть имя-то скажи! –

а она твердит ему своё:

– Называй, как раньше звал её!..

 

Он проснулся среди бела дня

и её увидел у огня.

Хлебный дух заполонил весь дом,

и она была хозяйка в нём.

Он подумал:

                   так тому и быть –

ведь не обязательно любить...

 

2.

 

Год прошел, ещё промчался год,

дом построен, в доме сын растёт,

времени подчёркивая бег, –

только всё мрачнеет человек.

И однажды, будто сам не свой,

взял мешок солдатский вещевой

и пошёл в другую сторону,

где видали прежнюю жену.

Вот пути последний поворот,

и стоит он у её ворот

и нерезко видит сквозь листву –

не во снах теперь, а наяву –

ту, с которой стол делил и кров, –

а она, смятенье поборов,

брошку поправляет на груди:

– Что же ты робеешь?  Заходи!

 

Он ответил, на крыльцо присев:

– Если я зайду, то насовсем,

а пока довольно и крыльца...

Потемнела женщина с лица:

– Я была хорошею женой,

да пораскидало нас войной.

До сих пор красива и сильна,

а тебе вот стала неверна...

Он промолвил:

                       – Не твоя вина:

ты сильна, а посильней война.

 

Помолчали.

                  На дверной порог

набежал вечерний ветерок,

и витал у самого крыльца

нежный, горький запах чабреца.

Непогоду крикнули грачи...

Он сказал:

                 – Ты только не молчи.

Примешь ли? –  и услыхал в ответ

тихо: – Нет. – И сразу громко: – Нет!

Это с пылу горе не беда:

если нынче я отвечу "да",

ты же сам потом и упрекнёшь

не за эту – за былую ложь.

Лучше уходи, покуда свет!..

 

Он сказал: – Пути обратно нет. –

И пошёл, сутулясь, на закат,

лишь однажды посмотрел назад

и нерезко увидал сквозь пыль

волосы, как на ветру ковыль...

 

3.

 

Слава Богу, молод и здоров,

он пристал к артели мастеров,

бравшейся за всякие дела,

от села шагая до села.

И пошла народная молва

про его резные кружева,

а всего сильнее с той поры –

про крылец узорные шатры.

Шла молва, что на любом крыльце

помещал он на одном столбце

из берёзы выбранную свиль –

как застывший на ветру ковыль...

 

Как-то спал он на чужом дворе.

Мать ему приснилась на заре,

без морщин ещё и седины,

как была задолго до войны.

Будто печь он складывал в дому,

а она, приблизившись к нему,

молча подавала кирпичи.

Он просил:  – Ты только не молчи! –

Но она молчит, и вся в слезах,

и седеет прямо на глазах,

и уходит, тает, как свеча...

 

Он проснулся, горестно крича,

и нерезко увидал сквозь сон

ту, с которой он соединён

был не довоенною весной,

а самой проклятою войной.

Шла она по пыльному двору,

словно бы ступала по ковру:

– Я тебе обедать принесла... –

и его внезапно обдала,

душу всю перевернув до дна,

нежная и горькая волна.

Он спросил:

                   – Ты как, жена, жила?

– Как жила? Да попросту: ждала...

Ничего... Ты только приходи!.. –

и припала головой к груди,

головой ещё без седины –

словно мать задолго до войны...

 

Декабрь 1978

 


вверх | назад